Из дома

В Виркино шла тропинка по берегу реки. Было жарко, мы выкупались и снова пошли босиком по прохладной тропинке: трава на лугах была темно-зеленая, и было много цветов. Тетя Айно и мама любили бабушкину деревню, они здесь выросли и знали каждое место и чьим оно было когда-то давно, до революции.

Мама прожила у бабушки недолго и уехала куда-то с тетей Айно, а затем приехала, чтобы взять Ройне с собой в Ярославль. Мы отправились ее провожать.

Мне хотелось поехать с мамой, но я уже прожила с ней зиму, теперь очередь Ройне. Бабушка заранее уговаривала меня не плакать, чтобы маме было легче уезжать, но мама заплакала, и я не выдержала…

К моим бабушкам по воскресеньям приходили соседки. Они по одной вставали, говорили что-то о Боге, а потом вместе пели, а папа считал, что Бога нет и что вообще его придумали, чтобы обманывать людей.

Дедушка не любил эти воскресные собрания. Он уходил из дома, когда они приходили, и вообще он не любил ничего, что любила старая бабушка. наверное, поэтому он и Бога не любил. Но в Бога не верил и дедушкин отец — старый дед, который тоже жил в нашей деревне, но его самого многие в деревне не любили. Говорили, что он колдун и может испортить корову. Я не знала, как это можно испортить корову. Старый дед был раньше лесничим и ничего не боялся. Он рассказал мне, что однажды взял за голову живую гадюку и принес ее домой. Я спросила у деда, а зачем живую гадюку надо было нести домой. Дед мне ничего не ответил и стал гладить свою маленькую собачку Мику, которая всегда сидела у него на коленях. Старый дед умел лечить людей, хотя они его и побаивались, но все же шли к нему. Его младшая дочь, старшая тетя Айно, вообще не верила, что кто-нибудь, кроме врача, умеет лечить, но она ни во что не верила и даже не любила слушать, когда рассказывали сны.

Мой молодой дедушка пробыл несколько лет на болоте, добывал торф после того, как его раскулачили. От этого торфа у него болела поясница и руки, скрючились ноги. Когда болело очень сильно, он ложился на пол и просил помять коленями спину. Мне было жаль мять дедушку, а он просил мять сильнее, чтобы кости у него хрустели. В зимние холода он с трудом сползал с печи поужинать и сновать забирался туда на ночь. Я приходила замерзшая с катания на горке, залезала к нему и просила:

— Дедушка, расскажи что-нибудь.

Он всегда вначале говорил: «Мала ты» и продолжал лежать неподвижно с открытыми глазами, глядя в потолок. Надо было что-нибудь придумать, чтобы он заговорил. Я спросила:

— Дедушка, а что это «Чемберлен»?

Дед сердитым голосом четко проговорил:

— Не что, а кто.

— А почему тебя в деревне Чемберленом называют?

— Им просто слово нравится.

— А где он живет?

— Живет он в Англии. Он лорд английский, кажется, кое-что про большевиков понимает.

— А где это Англия?

— На краю Европы, на больших зеленых островах, в Атлантическом океане.

— Дедушка, если бы мы жили в Англии, моего папу арестовали бы? Он большевик.

— В Англии арестовывают воров и бандитов, там люди законы соблюдают. Если бы мы жили в Англии, твой отец не был бы большевиком. Он был бы хорошим, честным, умным человеком.

А вообще у дедушки было всегда много дел. Он помогал бабушке возить в Ленинград молоко, осенью ходил за грибами. Он находил столько грибов, что не мог сам донести до дома, и приходилось кому-нибудь идти за его корзиной, которую он оставлял на опушке. Эти грибы мы все вместе разбирали, и дедушка увозил корзину самых миленьких белых в ресторан «Астория». Он еще работал летом в колхозном саду сторожем, у него была винтовка, и дедушка умел стрелять. У нас была фотокарточка деда, когда он служил в армии. Правда, он совсем там не похож на себя, молодой и красивый, в высокой папахе и с винтовкой за плечом. Когда я показала деду эту фотокарточку, он заулыбался и сказал:

— Это я у Николашки служил.

— Когда я вырасту, я поеду в Англию.

Дедушка рассмеялся, раскашлялся, погладил мою голову тяжелой шершавой рукой, утер выступившие от смеха слезы и снова замолчал.

Каждый вечер дедушка шел в большую комнату к окну. Перед закатом солнца он любил почитать газету. Садясь на стул, он руками поднимал одну ногу на другую, надевал очки в железной оправе, в которых вместо дужек были веревочки. Уши он вдевал в петельки и разворачивал газету «Ленинградская правда». Дедушку приглашали почитать вслух в правление колхоза — не все умели читать по-русски, а он читал и объяснял другим старикам по-фински. Он любил объяснять, наверное, за это дядя Антти со своими приятелями и прозвали дедушку Чемберленом.

Дедушка в газете прочитал, что финские буржуи начали войну и напали на СССР. Прочитав это, он бросил газету на комод и пробормотал: «Hiton valehtelijat» [3]. Дядю Антти и почти всех его приятелей взяли в армию.

По вечерам, когда становилось темно, мы выходили за деревню посмотреть на зарево — оно было хорошо видно в ясные безлунные морозные ночи.