Из дома

— А что, если там кто-нибудь есть во дворе, а ты сидишь… — спросил Арво.

Дядя Антти рассмеялся:

— Ну что ж, сфотографируешь, да и только.

— Перестаньте за едой, — начала тетя.

Мимо стола к окну пробежала наша хозяйка, размахивая руками, она кричала:

— Чаво уставились? Людей не видали? Пошли, солому сорвете! Мы все повернулись к окнам — они были снизу облеплены лицами. Дядя встал из-за стола и вышел на улицу. Вернувшись, он остановился у порога и развел руками:

— Я хотел позвать их в комнату, чтобы им было удобнее на нас смотреть, но они бросились врассыпную, будто я с автоматом к ним явился.

Старшая тетя прошептала:

— Может, им про нас что-нибудь наговорили… Вроде того, что писали во время Зимней войны.

— Конечно, белофинн… — начал дедушка. Но бабушка не дала ему договорить.

— Молчи, ты уже все сказал. Ты договоришься до того, что нас всех посадят.

— Мама, не надо, здесь же нас никто не понимает. Зачем ты на него нападаешь? Ведь он прав: надо было его послушать, — вдруг решил защитить дедушку дядя Антти.

После завтрака дядя отправился к председателю колхоза поговорить насчет жилья, дров и вообще надо было выяснить, как и на что нам жить.

Бабушка выпустила кур походить по полу, они устали сидеть в ящике, да и ящик надо было вычистить. Бабушка мне велела взять со двора пучок соломы, если какая-нибудь нагадит, тот тут же убрать. Куры спокойно разгуливали по полу, кудахтали, будто были у себя в курятнике. А Анна Петровна не запретила выпускать кур и даже с улыбкой смотрела на них, а когда младшая тетя пощупала кур и сообщила, что сегодня будет три яйца, она спросила:

— Нешто зимой несутся?

Тети объяснили ей, что куры могут нестись почти всю зиму, если в помещении, где они находятся светло и тепло. «В курятнике, откуда мы их купили, — рассказали тети, — горело электричество и всякие овощи были подвешены, чтобы куры прыгали и клевали их». Анна Петровна пожала плечами, ничего не сказала и ушла к себе на кухню.

Пришел дядя Антти, не сняв пальто, он сел на лавку возле окна и начал смеяться. Потом он вдруг спросил:

— Как вы думаете, где здесь люди моются?

Мы молчали.

— В печке! — вскрикнул он и указал пальцем на русскую печь, — вон туда все на животе поползем. А вообще, черт знает, что получилось… Сижу я и разговариваю с председателем, как вдруг вижу, что-то розовое в печи шевелится. Я начал присматриваться, думал, свинья заболела, сунули попарить, но председатель говорит мне: «Отвернись, жена там моется, что не видал?» Я ответил, что первый раз слышу про такое. А он и говорит: «Я до этой войны в Прибалтике воевал, там тоже про это никто не слыхал, в банях моются. Ранение у меня еще оттуда. В этой войне так и не пришлось участвовать». Пока он это говорил, его жена, распаренная, приложив веник к животу, с ведром воды прошла во двор окачиваться. Да, жильем он нас обещал обеспечить, а дрова, говорит, самим надо будет на саночках из лесу возить: лошадей в колхозе мало, да и те слабые, кормить, говорит, нечем — на колхозных работах устают. По поводу хлебных карточек он ничего не знает. Это, говорит, надо в Кесову гору пойти, в райпотребсоюз, так, кажется, он это место назвал. А из колхоза, что заработаем, получим в ноябре-декабре. Так что через год. В этом году получили сто грамм зерна на трудодень и еще что-то вроде картошки или каких-то других овощей. Слушать как-то не хотелось. А на работы, говорит, через пару дней направим.

— На что ж эти люди живут? — проговорила, пожав плечами, старшая тетя. — Видно, только на то, что с огорода получают, да, наверное, по корове в каждом дворе есть…

— Как живут? Мы б так же жили в Виркино, если бы Питера рядом не было, — опять высказался дедушка.

— Да здесь не только это. Сами тоже, видно, безрукие какие-то, вон рукавицы и носки из тряпок мастерят, посмотрите, вон у нашей, в печурке лежат. Неужели не умеют связать из шерсти, овцы-то у них есть, это же пустяки. Будто в каменном веке живут, — сказала старшая тетя. А скотина почти на улице, хлева не построить…

— Мелкий скот у них на кухне живет, я у председателя видел. Вонища… Привыкли, — добавил дядя Антти и отвернулся к окну.

— Что вы хотите, война такая тяжелая, — начала младшая тетя. Но старшая ее перебила:

— Во-первых, ни бань, ни хлевов у них никогда не было, а во-вторых, финны тоже воевали и в Зимней войне, и теперь. И революция у них была, да и земли у них не лучше, кроме леса да болот, почти ничего нет.

— Ну что ж, теперь надо постараться выжить, — перебил их дядя твердым голосом, — и ждать, пока нас отсюда отпустят. Главное, поменьше говорить.