Из двух зол (СИ)

— Повтори, кто я, — процедил Джек. Его некрасивое даже под маской лицо исказилось бессильной злобой. — Кто я?

— Джек.

На этот раз Джек ударил Ральфа кулаком левой руки, проехавшись по скуле костяшками с такой силой, что тот неловко взмахнул руками и упал, больно ударившись локтем и расцарапав обнажённое бедро. Джек придавил его к холодному полу пещеры босой ногой, наступив на грудь, а острие гарпуна поднёс к горлу, метко прижав его сразу под кадыком так, чтобы Ральф не мог ни сглотнуть, ни произнести слова.

— К чему тебе твоё идиотское упрямство, Ральф? Чего ты добиваешься, когда зовёшь меня по имени? Что тебе даёт неподчинение моим приказам?

Ральф молчал и затравленно смотрел снизу вверх. Слюна во рту накопилась, но сглатывать было опасно — гарпун мог прорезать кожу или, чего доброго, воткнуться глубже и серьёзно повредить горло. Поэтому он молчал и смотрел, не двигаясь и стараясь дышать носом.

— Так кто я, Ральф? Без глупостей.

— Вождь, — хрипло выдохнул Ральф, когда Джек оторвал болезненно впивавшееся остриё гарпуна от его шеи, и он смог сглотнуть.

— На этот раз прощаю. Но если ты ещё хоть раз назовёшь меня Джеком, окажешься на месте Седрика. За неуважение ко мне. За бунтарство. За наглость и неблагодарность. То же самое с тобой будет, если ты ещё хоть раз попробуешь влезть в мои дела и оспорить мои приказы. Твоя власть кончилась, причём очень давно, так что не суйся не в своё дело, держи рот на замке и будь паинькой. Ты успел порядочно мне надоесть, и я предупреждаю: чаша моего терпения почти переполнилась. Я отправляюсь на рыбалку, а ты присматривай за малышами на огородах и в загонах. Седрику ни еды ни воды не давать. Он сегодня уже наелся.

Джек резко развернулся и вышел, оставив поверженного Ральфа лежать и потирать ссаженный локоть.

Само собой разумеется, что выполнять приказы Вождя Ральф не собирался. Оставлять без еды и воды мальчонку, которому едва-едва стукнуло шестнадцать-семнадцать лет, было жестоко и бессмысленно, и, дождавшись, когда охотники во главе с Джеком уйдут вниз, к лагуне, он выбрался из пещеры, взял несколько кокосовых скорлупок, остатки вчерашней печёной рыбы и пошёл вниз, в джунгли, туда, где тёк ручей.

К своему неудовольствию он отметил, что Роджер задержался в крепости, чтобы выпроводить на огороды замешкавшихся малышей — он мог помешать. Разумеется, Вождь дал ему те же чёткие указания не кормить Седрика, так что проскользнуть в умиральню незаметно от Роджера было трудно. Была надежда, что он всё-таки организует малышей быстро, они уйдут, и тогда в умиральню, стоящую на отшибе со стороны джунглей, нетрудно будет пробраться.

Спуск к воде занимал много времени, ручей тёк в получасе ходьбы от крепости: Ральф надеялся, что за час, пока он ходит туда-сюда, и охотники не вернутся, и Роджер уйдёт.

В джунглях было хорошо: прохладно, светло, зелено. Можно было отдаться ходьбе и не думать о всех тех вещах, которые творятся последние несколько лет. Ральф шагал, чуть морщась от боли в затянувшемся корочкой бедре, смотрел по сторонам и даже слабо улыбался. Быть одному, без Джека и Роджера, не слышать воплей избиваемого Седрика, не смотреть на пьяные пляски охотников было хорошо. Можно было наслаждаться пением птиц и порханием бабочек, слушать трепет пальмовых листьев над головой, вдыхать сладкие запахи тропического леса, кое-где перемежаемые запахом прелой листвы и гниющего дерева.

В отдалении послышалось журчание, и Ральф прибавил ходу. Ему хотелось поскорее добраться до речки, обмыть разбитые бедро и локоть в прохладной пресной воде. Дойдя до поляны, где ручеёк разливался особо широко, Ральф скинул уже порядком износившуюся набедренную повязку и, тихо шипя от боли, полил рану водой из кокосовой скорлупы. Щипало сильно, но это ни в какое сравнение не шло с тем, как он много лет назад на этом же самом месте промывал рваную рану на боку, нанесённую копьём Джека.

Сполоснувшись, он оделся, напился прохладной воды, набрал её в скорлупки, прихватил рыбу, завёрнутую в толстый сочный лист, и направился назад.

В крепости было тихо: Роджер увел малышей работать. Ральф всё равно шёл тихо и по возможности прижимался к отвесной скале, чтобы его не было видно.

В умиральне стоял отвратительный кислый запах болезни: пота, спертого воздуха, грязных тел. Теперь к этой малоприятной гамме запахов присовокупился запах крови. Седрик лежал на животе и был без сознания. Волосы прилипли к его лицу, но было видно запёкшиеся окровавленные губы и белые щёки. Гарри, который отошёл от колик, обмахивал его веткой, чтобы мухи не обсели его спину.

— Ну, как вы? — спросил Ральф, присаживаясь рядом с Седриком и Гарри.

— Седрик так и не просыпался, — ответил Гарри. — Уолтеру, вроде бы, легче, он заснул. Фила Роджер забрал работать. Он уже может. А Гордон вон… спит.

— Как ты? — Ральф повернулся к Гордону, свернувшемуся на подстилке из листьев в уголке.