Из грязи и золота (СИ)

— Могла ты устроить… нечто подобное, чтобы отец в благодарность за спасение дочки сделал, что тебе было нужно?.. — лениво рассуждал Рихард, наклоняя стакан так, чтобы густые красные капли потянулись к искрящемуся ободку.

Прозвучали первые такты Ольторы — в шестой раз. Он сыграл ее для Марш, надеясь удержать ее разум так, как это делал Леопольд, но теперь, когда на экране расцветали возможные отпечатки ее победившего безумия, Рихард не чувствовал ничего. Только призрачное удовлетворение — ему нравилось, как иронично звучит музыка.

— Он уже и так делал, что мне нужно, — неожиданно призналась она. — Все было как надо, а потом какой-то… я не виновата, — буднично сообщила Марш, и теперь Рихард ей верил. — Я не знала, что делать.

А потом она вскочила с дивана и начала рассказывать — торопливо, сбиваясь и срываясь на грязную ругань. Говорила, что сомневалась и не знала, как нужно поступить. Кого спасала бы Марш, кого нужно было спасать ей. Говорила, что теперь Клавдий вцепится в Тамару, запрется дома и станет для нее бесполезен, а она так старалась, столько денег потратила, чуть не за руку его привела к контрабандистам, и вот теперь взрыв, Тамара жива, Клавдий судя по биометрике, к которой Марш, разумеется, давно подключилась, в ужасе и ярости. Вот ведь жалость, вот ведь незадача.

А Рихард сидел, сжимая пустой стакан, и с неожиданным для себя умилением смотрел, как Марш размахивает руками и ерошит стоящие дыбом волосы. Он видел ее такой только трижды, на записях с сеансов Леопольда. Он не мог не растрогаться, слушая, как экспрессивно она возмущается, что не может больше манипулировать отцовскими чувствами человека, который собирался нарушить десяток законов из красного сектора непреложности. И Рихард не мог не оценить, что выбрав этот алгоритм, в котором Марш срывалась и становилась предельно откровенной, она все равно использовала метафоры и обтекаемые формулировки, чтобы Дафна не записала лишнего. Защищает его, кто бы мог подумать.

Какая же дрянь Марш Арто. Вылечил ее, вернул ей глаза, снял все ограничения, какие мог, сделал ее бессмертной, а она вцепилась в худшее в себе и никак не отпустит. Сумасшедшая, злая, отмороженная сука Марш Арто, и смерть ее не исправила. Еще помощь ему предлагала, ну как же.

— Не знаю, что делать, — закончила она. Обхватила себя руками, подняла лицо к потолку. — Леопольд умрет. И я не знаю, что мне тогда делать — Марш умела только всех ненавидеть и быть ему благодарной.

И смерть над ней не властна.

Он поставил стакан на пол, прямо под нос спящему псу. Шевельнулись светлые усы на серой морде, вздрогнули серебристые уши.

— Я, оказывается, тоже ничего другого не умею, — безмятежно сказал Рихард. — Только манипулировать чужими несчастьями и убеждать людей в кризисе делать то, что мне нужно. Мы точно можем друг другу помочь.

Ограниченный доступ

Чтобы получить доступ к контенту убедитесь, что рядом есть активная камера. Смотрите на точку шестнадцать секунд.

Это не имело никакого смысла. Вы только увеличили мировую энтропию. Придайте смысл хотя бы этому блоку — купите рекламное место.

Глава 8. Сажа

Айзек приехал, когда руины центра Брессон остыли, и жирная черная сажа плотно укрыла бетонные обломки.

Вокруг центра желтела сетка лучей оцепления. Айзек смотрел на них, склонив голову к плечу, и вспоминал застывшие слайды, развешанные по стендам в образовательных конвентах. Тогда любили повязывать на место преступления желтую подарочную ленту. Такой странный атавизм, ведь ленту легко перерезать или просто приподнять.

А это место охраняют. Так охраняют, будто здесь что-то ценное есть, а не остывшие камни, из которых свисают сосуды рваных проводов, и память о мертвых людях в хрустящих черных мешках. Айзек знал, что большинство мешков увозили почти пустыми, и много бумажных контейнерных гробов пустыми поедут в крематорий. Хорошо, что Поль отправил его одного — не нужно ни перед кем притворяться. Есть только грязные камни, черное небо и между ними холодные воспоминания, изрезанные золотом. Поганое местечко. Поганый денек.

Айзек поправил отражающую маску, проверил активность анонимного модуля на браслете — Дафна думает, что он сидит в кафе в соседнем квартале. Потом быстро огляделся, достал из кармана черный поблескивающий шарик. Подбросил на ладони, поймал. Подбросил снова. На третий раз шарик завис в воздухе и обиженно застрекотал. Заметался, пытаясь снова прижаться к перчатке. Айзек быстро сжал кулак и убрал руку за спину. Камера с недовольным жужжанием скрылась в темноте.

Айзек усмехнулся и сел на обломок бетонной плиты, который почему-то не оцепили.

«Ищи-ищи, — подумал он. — Не самому же мне копаться».

Было время подумать. Айзек очень нужно было подумать, и хорошо, что можно сделать это в одиночестве. Поль даже Арто отключил на всех его устройствах, а камера была старая, с ручным управлением и без подключения к сети.