Из грязи и золота (СИ)

На последних словах огонек анализатора мигнул желтым, а потом потемнел до оранжевого.

— У всех там установлен помощник «Арто». Наш начальник ее очень любит. Марш ведь тебя спасла.

— Марш очень… слишком… саморазрушительная, — пробормотала Тамара, вспомнив ее бесконечные сигареты и бесконечную злость. — Я иногда ее боюсь…

— Мы все ее боимся, — пожал плечами Айзек. — Ты бы видела, что она с… а, ладно. Главное что она отличная тетка и не желает тебе зла.

— Тогда почему я не могу с ней посоветоваться? И с папой?

— Потому что глушилка либо все глушит, либо не глушит ничего.

Тамара видела, что анализатор зажегся красным. Тамара знала, что Айзек врет, и что не нужно ходить в места, где заправляет Марш Арто.

Но еще она знала, что Айзек не врал, когда стоял перед ней в очках, и лицо у него было почти как у папы на той записи. Что папа действительно очень устал, что он пытается ее спасти и никак не может.

Что она тоже устала, и что ей нужно оплакать маму. Тамара не хотела потом искать призраков по конвентам. А еще Тамара боялась, и даже густая, как сироп, сыворотка от тревожности не снимала стресс полностью. Может там, куда зовет ее Айзек, не бывает серебряных пауков.

И там можно спать.

— И ты встретишься с папой, — отозвался на ее мысли Айзек, и теперь он точно не врал.

Тамара сделала глубокий вдох, позволила себе почувствовать, какую ошибку совершает, а потом кивнула.

…

В храме Поля встречала Тереса. Она улыбалась ему и протягивала руки, а он с грустью заметил, что у нее пожелтели зубы.

Поль остановился. Поставил канистру с водой, сел рядом, откинул крышку. На воде растекался синий блик — отражение разрушенной крыши. Поль коснулся его кончиками пальцев, стараясь поймать отраженное искусственное небо, но кожи коснулось только водяное тепло.

Ничего.

Он протянул руку и нарисовал четыре влажные линии на черепе Тересы. Вода несколько секунд поблескивала на кремово-желтых костях, и Полю хотелось думать, что теперь в костях Тересы есть немного неба.

Ему было хорошо и спокойно. Поль чувствовал не так уж много эмоций — спокойствие, легкое раздражение и что-то редкое, похожее на любовь. Но нигде ему не было так спокойно, как в разрушенном храме в глубине пустыни. Правильно было приводить сюда только тех, кто этого заслужил, потому что раскаленный медный и синий покой не должен доставаться просто так, но Поль приводил и других тоже. Только разными путями.

Главный зал был круглым, в кружеве окон и разломов. Здесь много света и воздуха, а в центре глубокий и круглый бассейн, выложенный мозаичными мандалами — когда-то здесь было еще много воды.

Поль подошел к самому краю бассейна. Положил ладонь на горячие перила и только потом посмотрел на дно.

Эд Таль сидел под выбитой скобой. Тень от скобы пересекала его закрытые глаза.

— Ты жив? — тихо спросил Поль.

Неделю назад Эд последний раз попытался сбежать. Бежать было некуда — даже если пустыня не вздыхала, пройти по ее пескам до города было невозможно. В храме была тень, а на дне бассейна всегда было чуть прохладнее. Поль не собирался убивать Эда. Не собирался привязывать, следить и ставить условия. Только здесь люди, попавшие сюда так, как Эд — Тересу Поль отравил и она даже не поняла, что умирает — обретали свободу.

Поль поставил на борт канистру, а сверху положил лепешку из маленькой пекарни недалеко от реки. Ему казалось, что хлеб пахнет рекой, и Эду, наверное, было бы приятно.

Если он еще не умер — проснется и заберет воду. Проживет сколько-то еще. Может, он что-то поймет и станет как тот человек с фрески. Может, умрет или покончит с собой. Полю было все равно, но было бы приятно увидеть хоть раз взгляд человека с фрески, а не отупение, злость или отчаяние.

Поль еще немного посмотрел на неподвижного Эда, а потом развернулся и пошел вглубь храма. У него была еще одна фляга воды и нужно было подарить кусочек неба двадцати пяти мертвецам — тем, кто пришел сюда без боли и тем, кто когда-то помогал Полю. Теперь он помогал им.

Остальным воды не достанется.

Иногда Поль останавливался в одном из залов, смотрел на мозаики, потом на мертвецов и на небо. И думал, что он ведь, пожалуй, сумасшедший.

Но никто об этом не знал. Дафна не видела его безумия, а значит, его не было.

Полю повезло социально приемлемо сойти с ума. Иногда он вспоминал еще Марш Арто, ту, живую.

Вот кому не повезло.

Глава 11. Иглы в ладонях и птицы в реке

Рихард прибыл на платформы когда рассвет уже отгорел, но зной еще не дотянулся до воды. Он сидел у носа серебристой абры, брезгливо морщился, щурился на солнце и постоянно поправлял маску и перчатки.

— Здесь вообще нет фильтров? — в который раз спросил он Айзека. Почему-то Рихард все еще надеялся, что мальчик шутит.

— Нет. Ни фильтров, ни экранов. Да не дергайтесь вы так, солнце на самом деле не опасно. У нас еще никто не помер.

Рихард хотел сказать, что ему лет до тридцати тоже ничего опасным не казалось, но потом решил, что пускай Айзеку и дальше не кажется, а сам он на солнце ни минуты лишней не проведет.