Из грязи и золота (СИ)

Он знал, что совершил ошибку. Марш лежала на его диванах, иногда закрывая глаза, будто могла спать. Доставала из шкафов сгенерированные сетью копии его кружек, наливала в них кофе, иногда превращающийся в россыпь синих искр. Иногда она стояла под душем, одетая, упершись лбом в темную плитку, и в слив бессмысленно утекала дорогая горячая вода, проходящая сквозь нее.

Несколько раз Рихард видел, как она останавливалась у окна и беспомощно касалась штор, которые не могла раздвинуть.

Рихард установил к трансляторам датчики движения и микрофоны. Теперь домашняя программа реагировала на движения Марш, открывала шкафы и раздвигала шторы. Если программа не понимала, чего от нее хотят, Марш всегда могла вслух сказать, и иногда Рихард просыпался среди ночи от ее команд домашней системе. Но однажды он увидел, как Марш стоит перед полкой с бумажными книгами, бессильно опустив руки.

У бумажных книг не было датчиков, которым можно было отдать команду.

Рихард помнил, что у Марш были книги, и, кажется, фарфоровая черепашка, которую она любила. Он знал, что Марш не может скучать по «настоящим» вещам, и что это он пытается убедить себя, что она все еще человек, но все равно продал книги.

Ему хотелось думать, что Марш была за это благодарна.

Что Живая-Марш была бы благодарна, хоть и знал, что это не так.

Сейчас она выглядела чем-то ужасно довольной. Поправляла воротник черной вельветовой рубашки, щурилась и усмехалась, словно особенно приятным мыслям. Только вот Рихард знал, что нет у нее никаких мыслей, только реакции по алгоритмам и скриптам, и удовольствия она не может получать.

Нужно было оставить ее мертвой. Надо было убрать камеры, которыми она смотрела, трансляторы, которые давали ей тело, заклеить все микрофоны, чтобы у нее не было голоса. Снова убить ее, хотя бы в своем доме. Просто уничтожить ее он не мог — ему, идиоту, пять лет назад показалось, что так будет неправильно.

— Что-нибудь подожгла? — участливо поинтересовался он.

— Что?.. Нет, — рассеянно отозвалась она. — Разбила, — ее губы дрогнули, будто мысль была ей неприятна.

Рихард никогда не видел у живой Марш Арто такого лица, но знал, что сеть не обманывает — когда-то она была такой, печальной и растерянной. Когда-то камеры зафиксировали это лицо, потому что когда-то Марш чувствовала то, что могла бы чувствовать сейчас.

— Как ты могла что-то разбить? — он зачем-то попытался ее утешить.

— О, мне помогли. У меня были руки, — оскалилась она, и Рихард вспомнил, зачем ему понадобилось убивать Марш. — Загребущие руки и в крови по локоть, ну ты знаешь. Какие у меня еще могли быть.

Рихард только устало вздохнул и отвернулся. Это пять лет назад у него были силы с ней воевать. Что-то доказывать, угрожать, пытаться выяснить, кто больше виноват. Теперь ему надоело.

Как бы сделать так, чтобы ей тоже надоело?

— Пойдем смотреть твою трансляцию, — вздохнул он. — Аве, Дафна! Погаси свет и включи экран в гостиной.

— Обрабатываю запрос, — мурлыкнула вторая виртуальная помощница.

Рихард до сих пор не мог привыкнуть, что вместо растрепанного, вечно срывающегося в механические интонации Аби, ему помогает красивая девушка с грудным голосом. Как он ни старался, сделать Дафну менее привлекательной у него не получилось. Асексуальная модификация полагалась только гомосексуалистам.

Впрочем, у него была одна асексуальная помощница.

Марш сидела на краю дивана, сцепив руки в замок и уставившись в стену. Рихард сел рядом, поставил на подлокотник стакан и бутылку.

По паркету медленно процокал дымчато-серый дог. Устало вздохнул, опустил тяжелую голову ему на колени и заглянул в глаза. Взгляд у дога был темный, живой и печальный, и когда Рихард рассеянно трепал его уши, они всегда были теплыми. Пес пыхтел и стучал хвостом, но Рихард чувствовал, что под синтетическим мехом лабора череп из легкого металла. Если постараться, можно было нащупать провода, нагревающие кожу и шерсть.

— Трансляция по центральному каналу, — глухо скомандовала Марш.

Он понимающе хмыкнул. В чем-то они были похожи — Рихард тоже избегал слова «казнь».

Экран на стене ожил, загорелся изумрудным гербом Среднего Эддаберга — двумя змеями, вцепившимися друг другу в хвосты. Динамики прозвенели окончание гимна.

Средний Эддаберг, город мечты, ради которого Рихард жизнь отдал, и не только свою. Гимн города звучал колокольчиками и хрусталем, змеи его герба щурили мудрые золотые глаза. Золотые, как глаза саламандры Марш, которая сгорела вместе с хозяйкой в крематории Младшего Эддаберга.

Отозвавшись на его мысли, саламандра выскользнула из-под ее воротника, успев встретиться золотым взглядом со змеями на экране. А потом изображение сменилось, и вот уже четверо мужчин и одна женщина смотрят в камеру. Они сидят в бордовых креслах с золотыми подлокотниками, их лица бледны, а губы небрежно измазаны алым.

Рихард не хотел этого видеть. Он вообще не хотел знать об этих трансляциях, и ни за что бы не узнал, если бы не Марш — в Младшем Эддаберге все умные люди старались не потреблять контент с официальных каналов.