Из грязи в князи

Как и положено в первый день Нового года и как испокон веков повелел Марс, Бог войны, настоящий мужик, представители сильной половины человечества засуетились, изъяли из загашников подарки и стали с нежностью вручать их своим вторым половинкам. Жёны в свою очередь ринулись к сундукам, чтобы оподарить своих рабынь, у которых от счастья и гражданского единения по щекам заструились слёзы восторга и благодарности за своё счастливое рабство: каждый труд в почёте, даже подневольный.

Сельчане, земледельцы и пастухи, прослышав о воссоединении января и марта, а в перспективе – и всех времён года и народов, чтобы в мире без Римов и Персий жить единым человечьим общежитьем, – понесли Марсу волков, дятлов и прочую живность: у кого что было, чем богаты, тем и рады. Такого единения и связи времён, племён и классов Рим не знал уже несколько веков кряду.

Кондорий самолично отслужил службу в Храме Марсу: калиф-на-час.

– На четырнадцатый день марта наступит всеобщая ковка щитов. На девятнадцатый – военные танцы-шманцы-обниманцы. На двадцать третий – освящение военных труб. Это и будет означать полную готовность к войне с Персией, потом до осени можно вести боевые действия. А в октябре завершим войну, почистим оружие и принесём Марсу в жертву коня. Потом снова потанцуем и споём.

– Целый месяц – подготовка? Почему так долго? Я завтра собрался инспектировать оружейников, заодно и ковку щитов проверю. Зачем четырнадцать дней ждать? Кто рано встаёт, тому Бог подаёт! – заупрямился Галерий. – Если Боги жаждут и страждут, выполняй их волю!

– Сегодняшний день объявляется четырнадцатым, девятнадцатым и двадцать третьим марта! Так пожелали Всевышние! – быстро сориентировавшись, провозгласил Кондорий под всеобщее ликование.

– Да, такова моя воля! – подтвердил Галерий почти шёпотом, чтобы его никто не услышал.

Кричали женщины «Ура!» и в воздух чепчики бросали: напитавшись слухами, все ждали мартовских подснежников и двенадцатиперстного братства.

– Сделал дело – гуляй смело! Но день ещё не закончился, надо успеть ещё что-то сотворить ради пользы Отечества, – торопился жить неугомонный Галерий: – Что предложат Боги?

– Тогда надо не забыть забежать в кумирню Беллоны, дочери, родной сестры, супруги и кормилицы Бога войны, – Кондорий словно держал наготове этот совет-предложение, ибо отреагировал сразу и за словом в карман не полез.

– Не понял, – вздрогнув, опешил Галерий. – И дочь, и сестра?

– У них всё было как не у людей, они же Боги! Сначала родилась от одного отца и стала дочерью, потом от другого и стала сестрой: оба Бога-мужика слились воедино, они то сливаются, то разливаются, когда им нужно. Ну, и заодно кормила, поила и замуж вышла за единого и неделимого, как наш Рим. Посему Беллона и едина в четырёх своих ипостасях! Она ждёт нас в своём Храме, надо торопиться, а то уйдёт куда-нибудь по своим делам!

Процессия культурно, мультурно и вежливо, без давки и драк, переместилась в другое святилище.

У задней стены Храма Беллоны белели дорические колонны и чернел стоящий по стойке смирно жрец-фециал, готовый к свершению священного таинства.

– В нашей коллегии жрецов всего двадцать человек, – разъяснил свою значимость фециал. – Нашу касту учредил сам Нума Помпилий, царь от Бога! Он и сейчас нам покровительствует с небес.

– Ты, видимо, двадцать первый? – спросил Галерий и по смущённому зардевшемуся лицу жреца-фециала подтвердился в своей догадке.

«Он такой же фециал, как я салий, – мелькнуло в голове у Кондория. – Институт фециалов действует лишь в Италии да и завял он ныне, в хлам превратился. И те, кто помнили, давно забыли. Лежит на нём зола да слой дорожной пыли».

Жрец Храма Беллоны как будто ожидал прихода Галерия, ибо далее, после обмена любезностями, безо всяких обиняков поднял свою значимость ещё выше (но чуть ниже Олимпа, чтобы не перебарщивать):

– У меня есть сакральное право на войну и мир… ээээ… освящать вашу волю, цезарь, нашим сакральным правом. Объявляем войну?

– Да!

– Прямо сейчас?

– Да!

– Кому?

– Персии. Марс должен быть Марсом, пусть бодрствует!

– Да здравствует цезарь Галерий! Гип-гип! Ура! – воскликнул Кондорий, чтобы о нём случайно не забыли. Выскочка уже возмечтал о карьере Папы Римского. Или на крайняк Никомедийского. Реальность же была такова, что Галерий имел по крайней мере двух пап.

Никто не поддержал призывного щенячьего восторга со стороны новоявленного салия. Видимо, прополз-таки гадкий слушок, распущенный врагами и конкурентами, что его назначение ещё не ратифицировано Диоклетианом: Эдикта нет как нет.

– Вот дожили! – топнул ногой Кондорий. – Придётся повторить! Да здравствует цезарь Галерий, родной сын Марса-Быка!