Из истории русского коннозаводства

Третий — «Послешишкинский период» — с 1831 года до передачи завода в казну в 1845 году.

Во весь первый период Хреновской завод испытывал сильнейшее личное влияние Орлова. Общий уклад жизни завода был раз и навсегда установлен Орловым, изменить в нем что-либо управляющие завода не были вольны. В 80-х и 90-х годах Орлов часто навещал Хреновской завод и, невидимому, иногда живал в заводе продолжительное время [40].

Первым управляющим Хреновского завода, на которого имеются указания в литературе, был Иван Никифорович Кабанов, ранее служивший в Островском заводе наездником. Это был, как свидетельствует В. И. Коптев, тоже выученик Орлова и точный исполнитель его предначертаний. Невидимому, И. Н. Кабанов не был человеком яркой индивидуальности, личной инициативы и особой активности.

Во всяком случае и будучи в Москве, в Нескучном дворце, и даже проживая за границей в Дрездене во время вынужденной ссылки в царствование Павла I (1796–1801 гг.), Орлов в основном оставлял за собой руководство заводом. Он сам вникал во все обстоятельства жизни завода. Все московские старожилы, знавшие лично А. Г. Орлова, согласно утверждают, что величайшая стройность, точность, порядок, пунктуальная последовательность и отчетливость царили в делах Орлова [41]. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть письма Орлова первому хреновскому управляющему [42]. Факсимиле одного из писем мы здесь помещаем.

Вопросы случки и подбора, вопросы заводского режима и кормления Орлов всецело оставлял за собой. До самой его смерти ни один жеребец и ни одна кобыла не получили заводского назначения, а также ни одна лошадь не поступила в продажу иначе, как после осмотра и личного распоряжения Орлова.

Место не позволяет привести письма Орлова целиком, как бы они этого ми заслуживали. В этих письмах нет и следа начальственного тона, высокомерных приказаний. Видно, что А. Г. Орлов требовал от своих сотрудников многого, но только не холопства, не бесполезного «рвения к службе» и не бессмысленной субординации. В этих письмах чувствуется зоркое внимание, безошибочно меткий глаз знатока, легко отыскивающий малейшие погрешности лошади в езде. В письме А. Г. Орлова к И. Н. Кабанову от 23 сентября 1801 года мы читаем:

«Посланные тобою ко мне лошади беговые до сих мест доведены благополучно; только не всех еще видел; видел только пятерых, трех жеребцов и двух меринов, и твой любимец так учтиво был приезжен. Амазонке заплатил три калачика [43], которые Сеня битюцкой и поднес Сене дрезденскому, в котором числе и я получил калачик [44], сказав битюцкому спасибо, что хорошо езжены лошади, хотя и есть маленький недостаточек на выездке: головы низко гнут и сильно везут, но вообще все лошади ладно езжены, а как за всем оным твой присмотр главный был, за что тебя благодарю много».

В другом письме от 17 сентября 1807 года А. Г. Орлов пишет: «Хорошо, что ты похваляешь молодых в упряжке, но не вели их заторапливать в езде. Взятые же мною лошади все переменились к лучшему, один Холстомер не совсем еще исправился, нередко приталкивает».

Итак, приведенные из Хренового лошади оказались выезженными неважно и в резвости уступили дрезденским, а Орлов вместо выговора и взыскания, в полном соответствии с тургеневской характеристикой, ласково утешает проигравшего и хвалит коней его наездки [45].

Несомненно, было бы в корне неверно, основываясь на этих письмах Орлова и на дворянских воспоминаниях его современников, представлять взаимоотношения графа Орлова и крепостных, как некую прекраснодушную идиллию.

Несомненно, А. Г. Орлов был феодалом-аристократом, не мыслившим своего существования без «хотя бы 5 000 душ» крепостных и позволявшим садиться за свой стол только дворянам в мундирах.

Но в то же время никак нельзя ставить знак равенства между А. Г. Орловым и бесчисленным множеством каменских, струйских, Измайловых, не говоря уже о салтычихах и аракчеевых разного калибра, оставивших по себе кровавую память в народе.

После 1801 года, когда Орлов жил уже безвыездно в Москве, ежегодно все лошади, как намеченные в завод, так и предположенные в продажу, отправлялись из Хренового за 700 километров в Москву. Здесь происходит осмотр, испытания и отбор, после чего жеребцов и кобыл, получивших заводское назначение, посылали обратно в Хреновое, а назначенных к продаже продавали в Москве. И. Н. Кабанову оставалась только роль добросовестного и точного исполнителя приказов, роль, которую он выполнял с успехом. Можно сказать, что в Хреновском заводе И. Н. Кабанов имел власть над лицами, но не над порядками.

И после смерти Орлова, в течение 20 с лишком лет, пока Хреновским заводом управлял В. И. Шишкин, несмотря на то, что выбор производителей совершался уже на месте, в Хреновом, все же ставки рысаков, назначенные в продажу, приводились попрежнему ежегодно в Москву, где и происходили аукционы Хреновского завода.