Из крови и пепла

Я заперла чутье, прежде чем оно вырвалось проверить, какой вид боли он испытывает. Лохматая голова Джерико свесилась набок, а грудь поднимали неровные, прерывистые вдохи. Кровокамень пронзил его ладони, но последний роковой штырь торчал из горла. Кровь заливала его голую грудь и штаны, собиралась в лужу на полу под ним.

– Я обещал, что они заплатят за то, что сделали. – Ни в его голосе, ни на лице не было самодовольства или гордости. – Теперь все знают, что будет, если они ослушаются и попробуют причинить тебе вред.

У меня к горлу подкатила желчь.

– Он… он еще жив, – прошептала я, глядя на вольвена.

– Только пока я не буду готов покончить с ним, – заметил он и выпустил мою руку.

Не оглядываясь, он направился дальше. Двое мужчин открыли большие деревянные двери в Главный зал, он вошел и зашагал к накрытому столу в центре.

Я подумала, что меня сейчас стошнит.

Киеран сжал мое плечо.

– Меньшего они не заслужили.

В самом деле?

Даже господин Тулис, который нанес мне смертельный удар.

– Идем.

Киеран подтолкнул меня. Каким-то образом я заставила ноги двигаться и прошла мимо тел, пришпиленных к стенам, как бабочки.

Словно в тумане, я села за стол справа от него, на почетное место. Киеран занял стул рядом со мной. Я сидела, оцепенев, пока слуги открывали блюда, а в зал входила и рассаживалась остальная свита. Я узнала Делано с Нейллом и странным образом испытала облегчение от того, что с ними все хорошо. Они защищали меня, и я не хотела думать, по какой причине.

Перед нами был настоящий пир. Тушеная говядина. Жареная утка. Холодное мясо и сыр. Печеный картофель. Всё чудесно пахло.

Но у меня бурлило в животе. Я сидела, не в силах шевельнуться. Киеран предложил мне говядины, и я, наверное, согласилась, потому что она оказалась на моей тарелке. К ней присоединились утка и картофель. Он отломил кусок сыра и положил мне, похоже, вспомнив, что это одна из моих слабостей, а потом потянулся за бокалом.

Я уставилась на тарелку. Я не видела еду. Я видела тела в коридоре. Постепенно начали завязываться беседы, быстро превратившиеся в стойкий гул. Звенели бокалы и тарелки. Слышался смех.

А снаружи Главного зала на стенах висели тела.

– Поппи.

Моргая, я посмотрела на него. Золотистые глаза остыли, но челюсть оставалась твердой.

– Ешь, – приказал он негромко.

Я взяла вилку и наколола кусок мяса. Откусила, медленно прожевала. Вкус был так же хорош, как и запах, но еда осела в желудке камнем. Я съела немного картошки.

Спустя несколько мгновений он сказал:

– Ты не согласна с тем, что я с ними сделал?

Я посмотрела на него, не зная, что ответить – если это вообще был вопрос.

Он выпрямился, держа бокал.

– Ты так потрясена, что лишилась дара речи?

Я проглотила последний кусочек и медленно положила вилку на стол.

– Я этого не ожидала.

– Не могу представить, чтобы ожидала, – самодовольно усмехнулся он и поднес бокал к губам.

– Сколько… они там провисят?

– Сколько я захочу.

У меня сжалось сердце.

– А Джерико?

– Пока я не буду уверен, что больше никто не осмелится поднять на тебя руку.

Осознав, что несколько человек вокруг нас прекратили разговаривать и слушают, я тщательно подобрала слова.

– Я не очень хорошо знаю твоих людей, но думаю, что они усвоили урок.

Он сделал глоток.

– Тебя тревожит то, что я сделал.

Это не вопрос.

Я опять перевела взгляд на тарелку. Встревожило ли это меня? Да. Думаю, такое кого угодно выбило бы из колеи. По крайней мере, я на это надеялась. То, что он способен на такое вопиющее насилие, шокировало и стало совершенно неожиданным, и еще дальше отделяло его от гвардейца, которого я знала как Хоука.

– Ешь, – повторил он и поставил бокал. – Я знаю, что ты не наелась.

Я подавила порыв заявить, что сама могу определять, когда я наемся. Вместо этого я выпустила чутье. Его страдание стало другим, на вкус более… терпким, почти горьким. Захотелось врезать ему посильнее, моя рука на коленях даже сжалась в кулак. На его боль повлияло то, что произошло между нами? Или то, что он сделал со своими же сторонниками? Может, и то и другое. Я взяла бокал и закрыла глаза. Когда я снова их открыла, обнаружила, что он наблюдает за мной сквозь густые ресницы.

Я могла сказать ему, что меня это не волнует. Могла вообще ничего не говорить. Полагаю, он ожидал от меня один из этих вариантов. Но я сказала правду. Не потому, что обязана быть с ним честной, а потому что должна быть честной с самой собой.

– Я ужаснулась, когда увидела их. Меня это потрясло, особенно господин Тулис. То, что ты сделал, было неожиданно, но больше всего меня встревожило не это, а… – Я набрала побольше воздуха. – А то, что все это не кажется мне плохим.

Тяжелые веки поднялись, взгляд стал пронзительным.

– Эти люди смеялись, когда Джерико сказал, что отрежет мне руку. Радостно кричали, когда я истекала кровью, и предлагали ему отрезать на память другие части. – Тишина вокруг нас стала почти невыносимой. – Большинство из них я даже никогда раньше не встречала, а они радовались тому, что я растерзана. Поэтому я им не сочувствию.

– Они этого и не заслуживают, – тихо заметил он.

– Согласен, – пробормотал Киеран.