Из личных записок следователя

– Не осложняй отношение со следователем, сынок, – сказала она, – нельзя же скрываться в подполе вечно.

– А Вы не будьте с ним жестоки, он у меня один, – обратилась она уже ко мне. – Мой Слава, он никакой не король, – продолжала она, – он вообще-то хороший. Связался вот только с одним плохим парнем по кличке, как я узнала, «Шнур». Вот того отправьте из Камышина куда подальше.

Я извинился перед ней за наше вторжение и обещал быть справедливым с ее сыном, если он будет хорошо себя вести на следствии.

Она собрала сына в дорогу, завязав ему в узелок какого-то питания, и перекрестила его три раза. Слава, молча, ей повиновался, обнял мать и пошел с нами. Я вел его до машины, пристегнув наручниками к своей руке. Так было надежнее. В машине, посадив его на заднее боковое сидение, пристегнул наручниками к сиденью водителя, и мы поехали на пристань, где через полчаса должен был отходить последний в этот день паром до Николаевки.

Во время следствия выяснилось, что на Толю Шнура в соседнем районе также уже давно заведено уголовное дело, где он воровал кур из колхозной птицефабрики, совершил несколько квартирных краж и находится в розыске. Затребовав это дело, я присоединил его к своему уголовному делу. Это уже значительно прибавляло срок для рецидивиста Шнура. По делу была привлечена также соучастница его краж тридцати пяти летняя Соня Горелова, которая перерабатывала и продавала краденых кур и мясо краденых животных. У нее же на квартире при обыске было найдено много краденых вещей, которые она не успела продать.

Удивительно покладисто на следствии повел себя Слава Пекарский. Он при каждом допросе выдавал все новые и новые эпизоды краж, которые они совершали вместе со Шнуром. Чувствовалось, что он раскаивается в своей связи с рецидивистом. Шнур также все признавал, хотя и пытался свалить на Пекарского более важную роль в некоторых эпизодах совершенных преступлений. Я специально не делал между ними очной ставки, хотя при допросе использовал показания каждого, и тем самым разжигал между ними определенную неприязнь.

Однако новые эпизоды затягивали расследование, и мне пришлось продлять срок следствия по куриному делу. Казалось уже достаточно, но Пекарский, желая снять с себя все грехи, вдруг вспоминал, что в одной деревушке километрах в двадцати от Камышина они украли у бабки барана.

Бог ты мой, думал я, еще один баран. Может уже хватит. Так он мне никогда не даст закончить и без того раздутое до двух томов уголовное дело.

– Ну что ж, поедем, показывай, где и у кого.

И мы опять ехали на нашем зеленом газоне через паром в степь от Камышина, в захудалую деревеньку, о которой я бы и никогда не узнал, что она вообще существует на земле. Пекарский попросил остановить машину около домика-развалюхи. Я вошел во двор через воротца, висящие на одной петле без всякого запора. Увидев меня в окно, из дома вышла старая женщина, и остановилась, с удивлением рассматривая меня и машину, стоящую у ворот.

Я заговорил первым, поприветствовал ее и спросил, не украли ли у нее барана прошлой осенью.

– Какого барана? – с явным удивлением спросила старуха.

– Я говорю про вашего барана, которого у вас украли в октябре прошлого года.

– Откуда Вы это знаете? – спросила старуха, все более удивляясь, – Я же никому даже об этом не говорила. Вы боги, что ли?

– Нет, мы не боги, – сказал я. – Я вора Вам привез. Вор оказался честным, и все нам рассказал.

– Да разве ж бывают честные воры? – изумилась старуха.

– Да, бабушка, он очень жалеет, что так с Вами поступил. Веди его сюда, – обратился я к конвойному.

Пекарский подошел к старухе и вежливо поздоровался.

– Рассказывай, – сказал я, – откуда и как вы забирали барана.

Пекарский показал на старый сарайчик, сплетенный из прутьев, который когда-то был обмазан глиной с кизяком, но теперь весь просвечивал.

– Вот отсюда, – сказал Пекарский. – Мы даже не заходили во двор, просто сделали дыру позади сарая.

– Так все и было, – сказала старуха. – Только я все равно не верю в честных воров. Я жизнь прожила, и столько их видела. Особенно в тридцатые и сороковые годы. Бедно народ жил, а они обирали даже самых бедных. Теперь-то я хотя по миру не хожу. Поросенок есть и две овцы остались. Зимой будет из чего носки связать. Картошки вот накопала полтора мешка, свеклы да моркови немного. А молоко и масло мне старой уже и не положено, пусть молодые едят. Думаю, проживу зиму как-нибудь.

Не дождавшись, когда старушка закончит рассказ о своей безбедной жизни, я попросил ее пригласить понятых из соседнего дома, и начал составлять протокол показа, сфотографировав Пекарского, указывающего рукой на сарай, с помощью фотоаппарата «Зоркий-ЗМ». Понятые пожилой мужчина и его супруга молча наблюдали за моими действиями и внимательно осматривали Пекарского. Потом мужчина вдруг сказал: