Боже, какая я была дура в школе
– активная, противная и омерзительная. Со стыдом вспоминаю, как хотела выгнать из комсомола двух девок – самых красивых. Рая и Люда были рано созревшие девочки, подкрашивались, ходили на танцы, носили челки. А мне челку носить не разрешали. Помню, я устроила собрание, требуя исключить Раю и Люду из комсомола. Меня тогда никто не понял. Со мной случилась истерика, и я потеряла сознание. Но я не завидовала им. Просто я была – эталон, а они, как мне казалось, нет. Райка вообще форму с вырезом носила: чуть-чуть наклонится вперед – и сиськи видны.По каким заповедям жить
– коммунистическим, евангелическим или каким хотите еще – не важно. Главное – жить любя.Однажды
врач из женской колонии приехал к нам за вещами и лекарствами. А потом звонит мне с благодарностью: «Вера Васильевна, приезжайте к нам! У нас тут так хорошо!» – «Нет, – отвечаю, – лучше вы к нам, у нас тоже неплохо». Потрясающий, если вдуматься, разговор – главного врача хосписа и главного врача женской колонии.Я не люблю обходы.
Мне не нравится, когда больные благодарят нас за нашу работу – за то, что у них чистая постель, есть еда и лекарства. До какого унижения должен дойти человек, чтобы благодарить за то, что его помыли и перестелили кровать!Никогда
не ищите благодарности от того, кому что-то дали. Благодарность придет с другой стороны. Мое глубокое убеждение состоит в том, что добро должно идти куда-то, а приходить – отовсюду.Я не святая.
Просто делаю то, что мне нравится. А так я очень плохой человек: злая и достаточно циничная. И я не кокетничаю. А святые тоже делали то, что им нравилось. Иначе невозможно.У меня было три собаки
, и все – дворняги. Мы – плохие хозяева: наши собаки были очень умными, но, старея, попадали под машины. Все три собаки так и погибли. Они были очень свободолюбивыми: с поводком ходить не хотели, а мы никогда не настаивали.Я люблю собирать грибы
и знаю, где гриб растет. У меня на них нюх, как у свиньи. Когда я иду за грибами, то точно знаю, что соберу 15–16 белых и пару подосиновиков. Другие грибы меня не интересуют. Я мужу своему говорю: «Видишь березку? Иди и без шести белых не приходи». Он приходит с пятью, и тогда я возвращаюсь туда и нахожу еще один.Я все время руковожу.
Я очень люблю властвовать и очень авторитарна. Девчонки говорят: «Маме помогать – хуже нет». Я сижу в комнате и командую: «Так, это – в шкаф, это – в мойку». Иногда мне, конечно, хочется прикусить язык, но дочки говорят, что если я замолчу, то буду драться.С чужими
всегда проще быть доброй.Меня на всех не хватает.
* * *
Сегодня мамин день рождения. Она так отдавала себя всем нам, что вряд ли кто-то удивился тому, что она ушла в шестьдесят восемь лет. Так рано, но сделав так много…
Я очень тоскую, тоскую и по маме, по ее рукам, глазам, ругани, по ее сиплому смеху, ее бульону и вареной картошке, тоскую по ее проницательности и советам, по ее матерным частушкам и по ее макушке, по запаху ее сигарет…
И по Вере Васильевне, по идеологу и основателю хосписной помощи, я тоже тоскую. Все время хочется советоваться с ней…
И день ее рождения хочется всегда отмечать и дома с детьми, и в хосписе с персоналом, и еще как-то особенно, как сегодня – открытием огромной конференции по сестринской помощи паллиативным больным.
Когда-то в «Правилах жизни» мама сказала: «Хоспис – это работа нянечки». А сейчас я пишу из огромного зала, где сидят более восьмисот пятидесяти медсестер со всей страны, более восьмисот пятидесяти нянечек, от чьей работы зависит качество нашей с вами жизни и смерти… Они приехали и учатся переворачивать, подмывать, общаться, реагировать на все запросы, глядеть на пациента и родственников, которые бодрятся и шутят, и читать между строк, работать с болевым синдромом, с агрессией, со слезами – учатся не унывать и всегда улыбаться. Они приехали учиться этому невероятно благородному делу – быть медсестрой, сиделкой, нянечкой.
В своем завещании мама написала: «Вы должны гореть, а я теперь буду светить вам мягким теплым светом…» Иногда она посылает нам оттуда этот свой теплый свет, и он всегда к месту и всегда удивительно вовремя.
* * *
Вера Миллионщикова родилась в этот день, 6 октября, в 1942 году. В бомбежку, под городом Ртищевом Саратовской области. Бабушка рассказывала, что акушерки убежали прятаться от бомбежки в овраг, а она ковыляла сзади, подхватив руками большой вздрагивавший схватками живот, и молилась, чтобы ребенок не погиб сразу, как родится…
Ребенок не погиб. Ни в бомбежку, ни от туберкулеза, ни от менингита, ни от отека Квинке после укуса пчелы в шею, ни от удара ломом по голове на собственной любимой даче, ни от неудачной операции, ни от инфаркта, ни от саркоидоза, ни от врачебной ошибки… Она все это пережила… она так и не умерла, мне кажется, вовсе.