Муза отплевывается от ила, попавшего в рот при падении с башни, и её взгляд спотыкается о нагло протянутую руку фейрийского принца и, по совместительству, злейшего врага. Его пальцы тонкие, почти человеческие, без мозолей, в отличии от её. Она помнит, что Ривен по большей части пренебрегает тренировками со Скаем и Сильвой, оттого ей не составит труда победить его в сражении. Можно отвлечь его, нелепо кинув комок мокрого песка в лицо, откинуться на спину и пнуть под колено. Залезть сверху и приставить лезвие кинжала к шее. Один резкий рывок — и королевская кровь вновь прольётся.
Но он нужен живым. Сейчас… сейчас её мозг лихорадочно работает над тем, что делать после дворцового переворота, где была убита почти вся королевская семья, а войсками оппозиции руководил её отчим; что делать с единственным выжившим принцем, за чью голову его мятежный брат обещает щедрое вознаграждение; что делать с принцем, который предлагает ей опереться на его руку чтобы встать… Обычно Ривен протягивает руку чтобы толкнуть её, чтобы приструнить её, чтобы, будь его воля, придушить.
Муза, сидящая в воде по пояс, наверняка жалкое зрелище, но почему же на его бескровном лице не видно торжества? Неужто кровавая бойня с участием всех его родных пошатнула рассудок настолько, что всё бахвальство, высокомерие и сарказм притушили, словно догорающие угольки — ушат воды. Или это золотое вино заставило его заткнуться? Или он успел приложиться головой, пока они летели с высоты? Или он, действительно, ошарашен тем, что за один вечер потерял всё: семью, свободу и покой?
Скорее всего, это Муза ударилась и адекватность на мгновение перестала быть ей верной союзницей. В достаточной ли степени Ривен осознает, что случилось? Он ведь пьян.
Она приходит в себя, когда чужие губы дёргаются в ухмылке. Нет, прежний Ривен на месте. Недостаточно трезвый чтобы понять, что он безвозвратно потерял.
Отталкивает руку, поднимается на ноги, каждая мышца которых натягивается до ноющей боли, и ахает, не нашарив Закат — кинжал, тонкой работы небезызвестного ей кузнеца, в ножнах под платьем. Сердце бьётся в панике. Муза вздыхает. Нет, сейчас точно не время истерить. Необходимо отыскать шпионов, Стеллу, Аишу и Блум, и отвести в их логово Ривена. Закат не в приоритете, она раздобудет другое оружие.
— Это, кажется, твоё.
Ривен, несмотря на пережитое, выглядит изящным до тошноты, когда обращается к ней, захмелевший и мокрый. Капли воды стекают по его подбородку и шее. Музе хочется увидеть хотя бы долю страданий на его лице, но вместо этого она вынуждена наблюдать, как он подаёт ей выпавший Закат, глупо улыбаясь.
Почему ты не страдаешь?
Почему не рвешь волосы от горя?
Почему в твоей груди не зияет чёрная дыра?
Почему из нас двоих я выгляжу как человек, принявший поражение?
Почему, Ривен?
— Что смешного? — шипит она, надеясь, что на лице не написаны все те вопросы, которые крутятся и крутятся, оставшись без ответа.
— Только ты могла принести на праздник, который планировался изначально, оружие.
— Твои замечания неуместны. Идём, — она с презрением шагает к нему, хватает за рукав камзола и ступает в том направлении, в котором прежде прокрадывалась на рассвете, чтобы ни одна душа не заметила. — С этого часа ты мой пленник.
— Ты бесцеремонная.
— Только это понял? Я не собираюсь с тобой нянчиться или предоставлять услуги психотерапевта.
Муза даже злорадно улыбается от мысли, что Ривен, выросший в Эльфхейме, вдали от мира смертных, представления не имеет, кто такой психотерапевт, но никогда не даст знать ей об этом напрямую. Не признается, что в чем-то она более сведуща. Таковы отношения двух заклятых врагов. И, по правде говоря, это лучшее топливо для движения вперёд. Вопреки всему.
Но стоит ей сделать ещё два рывка, как правую ногу пронзает боль. Острая, беспощадная. Только не это! Почему упали они оба, а страдает только тело Музы? Адреналин, кипевший в венах ещё пару секунд назад, видимо, притуплял все ощущения, поэтому она сразу не заметила повреждений.
В скором времени Ривен обращает своё рассеянное, затуманенное алкоголем внимание на то, как хромающе-гордо держится его спутница, и, на миг скривившись, говорит: «Твоя человеческая сущность, может, и придаёт тебе сил язвить, но всё ещё остаётся уязвимой и, как следствие, смертной».
Муза ненавидит моменты, когда он касается тем слабости и несовершенства человеческой плоти с колокольни своего фейриского «я».
Ривен всегда их касается. Муза всегда его ненавидит.
— Я, может, и смертная, но всё ещё могу взять камень и пробить тебе череп.
— Ты едва дойдёшь до берега. Одной гордости здесь не хватит. У тебя что-то с ногой. Признай.
Мозг кипит. Нужно выдохнуть. Она справится. Идти всего-ничего, боль не ослепляет — она сумеет. Шаг — и удар боли, как хлыст, опускается на ногу, заставляя содрогнуться против воли, Муза едва не воет.
Проклятье.