Из музыки и тишины

Камыши поют: «Ольга, Ольга, волосы медь,
приходи к реке, как начнёт темнеть.
Там, где мёрзла, будешь огнём гореть,
где болело, больше не будет болеть».
Замотала Ольга в клубок нить.
Вышла к речке свои грехи мыть.
Вот стоит у воды, тонкая, словно сыть.
Будет речка над нею водами ворожить.
«Речка, речка, тёмная твоя хлябь,
я стою пред тобой, как под небом зябь,
моя дрожь – твоя серебристая рябь,
своих сил в мою кровь вкрапь».
«Ольга, Ольга, серые глаза – ртуть,
с головою покрою, что не вздохнуть.
Будет прошлое сизой тиной льнуть.
Не забудь его, помни, что не вернуть».
«Все сгорело, речка, осталась едкая гарь.
Напитался золотом и застыл янтарь.
Забрала янтарь топь, таёжная марь.
Не могу найти больше тот алтарь».
«Ольга, Ольга, в голосе горный хрусталь,
я текучая, дом мой – туманная даль.
Что возьму, не верну назад, жаль, не жаль.
Заходи и укутайся в мою шаль».

Станет Ольга словно лебяжий пух лететь.

Спрячет речка Ольгу в глубокую клеть.
Только выпь болотная будет протяжно петь:
«Ольга, Ольга, волосы медь…»

#как_ты_там

Как ты там без меня, как ты там?
Всё без тебя замедлилось троекратно.
Близится полночь и делит напополам
боль и печали безрезультатно.

Я не писала тебе давно, так давно.

Дело за малым, да знать бы адрес.
Я до сих пор в прохожих, снующих в метро,
вижу твой несуразный, худющий абрис.

Снега нынче так мало, совсем беда.

Все в этом мире не совершенно:
уму не хватает сердца, а сердцу – ума,
но привыкаешь и к этому постепенно.

Между понять и принять – адово время:

что ни секунда, то снова удар под дых.
письма несут слова, но не бремя,
в бумажных и терпеливых руках своих.

Да, я знаю: не раскисать, нельзя никак.

Буду переживать, как переживают зимы.
Как ты там без меня, я знаю и так:
дни в одиночку чертовски невыносимы.

#серафима

Я рисую в своём альбоме. У меня есть альбом.
И потом иногда сворачиваю листок письмом.

А ещё я рисую на обоях в родительской спальне,

мама охает, а папа говорит, что так натуральней.

Я рисую всегда Серафима. У него шесть крыл.

Он большой, сильный и добрый.
И всех злых победил.

Его крылья гребнем, одно за другим в спине —

так всегда говорила моя бабушка мне.

Я её люблю сто тыщ раз. Всегда-привсегда.

Ну и что, что говорят про неё «умерла»?

Я рисую всегда Серафима. Он мой почтальон.

Он летает к тому, кто его придумал и кем рождён,

а потом он спускается мне в альбом

и про бабушку говорит,
что у неё дела хорошо, и спина даже не болит.

А ещё иногда, когда сплю, то вижу ее во сне,

и она мне даёт потрогать крылья в своей спине.

#сны