Из ниоткуда с любовью

Цыганка вовсе не походила на цыганок, которых можно увидеть на бывшей Комсомольской площади города Москва. Хотя была и не очень молода, но довольно стильно одета, и вот только в глазах ее было что-то такое, что делало ее отличной от других людей.

Выслушав историю, которую ей рассказал Прохоров, очень внимательно прочтя записки, она посмотрела на миллиардера с жалостью. От этого тому стало совсем плохо.

— Сглазили тебя, милок. Колдовство это потому что.

Прохоров застонал.

— Расколдуй, милая. Озолочу.

— Честная я. Взяла бы деньги, пообещала бы, что все у тебя будет хорошо — и ищи меня после как ветер в поле. Но не могу. Нет такой силы под Луной и Солнцем, которая тебе поможет. Древнее колдовство — очень сильное.

— А если батюшку… — начал Прохоров. но цыганка только рукой махнула пренебрежительно.

— И что теперь делать?

Цыганка вздохнула.

— Увы.

* * *

Сначала Прохоров переписал все свои фирмы и счета на подставных лиц, на какие-то трастовые фонды, с концами и началами которых не разобрались бы даже лауреаты Нобелевской премии по экономике — но на следующий день, проснувшись после ужасной, как и все предыдущие, ночи, обнаружил на тумбочке возле кровати, — на точно такой же бумаге в клеточку и тем же неровным почерком:

«Прохоров, не держи нас за идиотов, идиоты в Госдуме!»

Отравление организма его отходами подошло уже к фатальной черте, откачка фекалий помогала мало, поэтому Прохоров позвонил Премьеру.

— У меня к вам просьба — национализировать мои фирмы.

Деньги со своих счетов миллиардер перевел в Пенсионный фонд, пару миллионов попытался себе оставить, но как «мене, текел, фарес» на стене у одного вавилонского царя, на столике ночью возникла из ниоткуда записка:

«Всё, Прохоров, возвращай всё, гад!!!»

Выбора не было. Ровно в ту секунду, когда слабеющей рукой миллиардер нажал кнопку ”Enter”, подтвердив таким образом последний трансферт на счёт Татановского детского дома (А.К. — на всякий случай сообщаю адрес: Тамбовская область, Тамбовский район, с. Татаново, ул. Ленина, д. 344) все закончилось.

Закончилось все, правда, крайне неэстетично — потому что заранее подложить утку ему не сообразили, а до туалета он добежать не успел тоже, да и вряд ли бы смог — и потом палату долго отмывали, как и самого экс-миллиардера.

После перенесенного потрясения он долго лечился за казенный счет в лучших санаториях Швейцарии, на что невидимый автор роковых записок из двухкопеечной школьной тетрадки не разозлился, к счастью. А после всего пережитого он ушел в монастырь, где и пребывает до сих пор — работает конюхом и звонарем по совместительству, и жизнь там ему очень нравится. Правда, говорят, до сих пор, перед посещением монастырского нужника, бывший миллиардер крестится и шепчет молитву.

* * *

Вертолет поднялся в воздух, Иван Степанов помахал знакомым летунам рукой и потопал к лопарской летней стоянке. Навстречу уже выбегали дети и женщины, за ними из чумов — летом лопари живут в переносимых с места на место жилищах, выходили — степенно, без суеты, как и положено — мужчины.

На ходу раздавая детям конфеты и подарки женщинам — безделушки, купленные в ближайшем городе, потому как стоили они там во много раз дешевле, чем в Москве, пожимая по русскому обычаю руки всем мужчинам, Иван направился к чуму, стоявшему дальше всего от вертолетной площадки — и вообще на удалении от других. Да и не к чуму — а к старой лопарской постройке — куваксе, потому как строго говоря в чумах, идею которых они заимствовали у более практичных ненцев (как и зимние избы, которые они в свою очередь приглядели у русских) лопари стали жить не так уж и давно.

— Василий здоров, — сообщила Мария Петрова, которая ухаживала за дедом с тех пор, как родители Ивана не вернулись с весеннего перегона оленей — было это во времена неравнодушные, даже русские солдаты прилетали на вертолетах их искать, да где же найдешь. Мария же помогала растить Ивана, поэтому он ее считал своей второй мамой.

Иван дал ей самый ценный подарок — платок, который Мария тут же развернула и от радости даже что-то спела, а сам вошел в куваксу.

Василий, то есть его дед, сидел у огня и читал газету «Правду». За 2 июля 1977 года, как заметил Иван. На носу у него были очки. Василий, сколько его внук помнил, всегда читал «Правду» — их привозили в неравнодушные времена на вертолете пачками с Большой Земли. Другие сразу сжигали или на грязное дело использовали, только Василий собирал газеты в сундук и никому не позволял их брать, а сам читал и перечитывал, особенно любил речи Леонида Ильича Брежнева на партийных съездах и встречах с рабочими и избирателями, при этом всегда бормотал одобрительно: Ай, молодец Леонид Ильич, как правильно говоришь!

Может, потому что слышал звук вертолета, а может по какой еще причине, он, не отрываясь от газеты, сказал на родном языке:

— Здравствуй, Ванька.

— Здравствуй, дед, — сказал Иван тоже не по-русски.