Из ниоткуда с любовью

Я уже собирался идти спать — я ложусь рано, потому что очень рано встаю — как из прокуратуры позвонили.

— Кое-что случилось, — сказал Главный. — Машина тебя заберет.

Я даже не успел спросить, как Главный бросил трубку. Отношения у меня с ним не ладились. Очень не ладились. Впрочем, не только с ним.

Не очень часто, но чаще, чем хотелось бы, меня вот так выдергивали иногда в выходные или по вечерам. Чаще всего это означало, что кого-то убили. Потому что я следователь прокуратуры. Майор юстиции, старший следователь межрайонного следственного отдела Следственного комитета. Звучит громко, но только город наш не очень большой, в глубокой российской провинции.

При том, что я коренной ленинградец, и в Ленинграде же учился. На юрфаке ЛГУ имени Андрея Жданова. Но об этом потом.

Я положил трубку и стал переодеваться. Тяжела ты доля следователя прокуратуры.

* * *

— И вы меня вызвали из-за какого-то ДТП? — ошарашено спросил я, глядя на перевернутую черную машину, из которой МЧС-ники автогенами вырезали что-то, явно бывшее не так давно живым человеком.

— Труп тут, — неуверенно сказал капитан-гаец.

— И что с этого?

— Это… Тут, понимаете, важно, кто там.

— И кто же там?

— Замполпреда президента по федеральному округу.

Я присвистнул.

— А с чего его сюда занесло?

— Не знаю, — сказал гаец. — Но я номер машины пробил по базе — и чуть не охренел.

— Да, — сказал я. — Шишка еще та. Шуму будет много.

Ребята из МЧС закончили свою работу и стали извлекать из «порше» останки высокопоставленного федерального чиновника. Голова у чиновника была расплющена и вообще выглядел он неважно. Не хотел бы я так выглядеть, откровенно говоря.

— Присмотрите за своими и МЧС-никами, капитан, — сказал я. — В машинах у этих ребят из Москвы иногда очень странные вещи находятся, и если что пропадет — головы полетят не только у нас. И деньги там могут быть, само собой.

Капитан кивнул и поторопился к превратившемуся в гармошку «порше».

* * *

Судебного патологоанатома звали доктором Менгеле. У нас вообще юмор специфический на службе. Но, несмотря на такое прозвище, мужик он был очень хороший. И даже честный.

Когда в прошлом году случилось одно неприятное и щекотливое дело с одним убиенным покойником, на Менгеля очень давили, чтобы он составил нужный для обвиняемого акт о причине смерти, ведь обвиняемый был не какой-нибудь хрен с горы, а региональный православный олигарх плюс деятель в «Единой России», так Менгеле выслушал все, а потом сказал коротко:

— У себя вы можете мухлевать как хотите. У меня в прозекторской есть только одно правило — истина.

Так что я его уважал. Он меня тоже. Поэтому, наверное, доктор и позвонил, попросив спуститься к нему в подвал, в прозекторскую.

Мы поздоровались, он меня пригласил в свой офис, небольшой закуток, в котором был стол со старым монитором, два стула и шкаф с папками.

— Слушай, Юра, — сказал он мне. — Тут что-то очень странное с этим федеральным трупом.

— А что там странного, слетел с дороги, влетел в столб? Гайцы говорят, нёсся почти под 200. Дело можно закрывать.

Доктор Менгеле махнул рукой.

— Это понятно. Странное внутри трупа. Точнее, в его голове.

Он открыл выдвижной ящик стола и извлек на свет что-то в небольшом полиэтиленовом пакете, протянул мне.

Это был маленький, диаметром в сантиметр сине-белый шарик, из которого во все стороны торчал пучок тонких, как паутинок, хвостиков такого же сине-белого цвета.

— Вот эта фигня у него была в башке, в районе гипофиза.

На вес шарик был удивительно тяжелым, словно сделан из свинца.

— Вынуть можно?

Менгеле кивнул.

Шарик был полупрозрачным, внутри что-то словно переливалось, но разглядеть что, было невозможно. И вдруг я заметил, что тонкие паутинки, идущие из него, шевелятся.

— Док, они движутся!

— Ага, — сказал патологоанатом. — Я тоже обратил внимание.

— Так что же это?

— Я не знаю. Я такого никогда не видел. Самое главное — что это вроде что-то живое. Но при этом анализу не поддается. Например, эти хвостики не разрушаются при термообработке — хотя рвутся на раз.

— И что? — спросил я, убирая шарик в пакетик.

— Оставь себе, — сказал доктор. — Что-то мне кажется, пусть лучше эта штуковина будет у тебя. С этими московскими шишками мне связываться неохота. Чую одним местом, что об этом вообще стоит помалкивать. Интуиция у меня такая, Юра, не первый год замужем.

Я подумал и сказал.

— Ладно, док.

* * *

Когда я вернулся в свой кабинет — который был размером не больше, чем «офис» медика, только монитор был получше, плоский, и все-таки отдельный кабинет, а не общая комната, которую нужно делить с разными балбесами, я увидел, что там сидит Главный и какой-то седой хмырь в хорошем костюме.

— Юрий Николаевич, это полковник ФСО Кириллов, из Москвы.

Мы обменялись рукопожатием.

— Дело мы у вас забираем, — сказал седой. — Оно федерального уровня.

— Плакать не буду, — ответил я нелюбезно, и стал собирать в папку разложенные на столе бумаги.

— Никаких контактов со СМИ…

— Само собой, сказал я, застегивая папку.

— И так сейчас слишком много разговоров про чиновников, которые попадают в аварии. В Москве вот эти «синие ведерки».