— Случилось так, что буквально через год застрелили в подъезде собственного дома другого демократа. Там тоже что-то было то ли с деньгами, то ли с предвыборными делами — это уже даже и не важно. А важно то, что на всякий случай наш человек сделал вскрытие головы у нее… него, неважно. И там нашли точно такую же штуковину. Это уже вызвало у нас неподдельный интерес.
— Ну а потом, после смерти первого президента и его похорон — раньше было не подобраться — была сделана негласная эксгумация и изъятие головного мозга из его черепа — что там нашли, вы можете догадаться… Эту штуку мы назвали инвертор Бурбулиса.
— А почему Бурбулиса? Это же какой-то деятель ранней демократии.
— Не знаю, — пожал плечами человек. — Может быть, потому что во всех трех случаях ее, эту штуку, нашли в мозгах у наших видных демократов. Может быть потому, что наш человек в Совете Федерации, бывший союзный премьер, которого попросили с помощью специально сконструированного сканнера просветить незаметно содержимое черепных коробок нескольких коллег-сенаторов, сразу же обнаружил этот объект в голове у данного деятеля. Наши эксперты из Новосибирска предположили, что объект каким-то образом управляет сознанием человека. А господин Бурбулис, если кто еще такого помнит — очень на такого зомби походит.
Подумал и добавил:
— Не он один, впрочем.
Потом продолжил:
— Кстати, у разных людей размер этой штуковины разный. Самый большой был как раз у первого президента. Почти с теннисный мячик. И — что не самое поразительное в этой истории, но все-таки достойное упоминания: она продолжала работать. Или была живой — даже в могиле. Я использую эти слова, потому что наши ученые даже не смогли точно определить, является ли инвертор неким биомеханизмом или живым существом.
— А что, кстати, сделали потом с мозгом? — спросил я.
— С чьим мозгом?
— С мозгом президента. Который изъяли негласно.
Человек задумался.
— Ну, я не знаю… Выкинули, наверное. В конце концов, это же не мозг Ленина или Эйнштейна, чтобы его хранить для потомков, ведь верно?
— Верно, — ответил я и допил компот.
— Однако вернемся все-таки к инвертору. Дело в том, Юрий Николаевич, что у меня есть предположение, что и в результате этой аварии с замполпредом президента в его голове было найдено это устройство, если можно так его назвать. И, более того, что оно находится у вас.
— С чего вы это взяли? — спокойно ответил я, расплачиваясь с официанткой.
— Послушайте, майор. Поймите одну вещь: мне это устройство ни к чему. У нас их уже несколько штук и что с ними делать мы, в сущности, не знаем. Но вот у вас могут быть огромные неприятности.
— Это угроза? — поинтересовался я.
— Никак нет, майор. Это предупреждение, не более того. Потому что тот следователь в Москве, который нашел первый инвертор Бурбулиса, спустя неделю покончил жизнь самоубийством. То же самое произошло и с одним нашим экспертом, который проводил исследование устройства на оборудовании, принадлежащем Академии Наук — просвечивание, сканирование, всякие там пробы. Тоже покончил жизнь самоубийством. И оба случая имеют ряд подозрительных и настораживающих деталей.
— Кто-то убирает свидетелей? Прямо триллер какой-то, вы не находите? Вы, случайно, киносценарии не пишете? Спящая КПСС, внеземные технологии, теория заговора.
Я встал. Мой собеседник остался сидеть.
— Майор, я сказал вам все, что хотел сказать. Ваше дело все услышанное обдумать. После чего вы, если захотите-изволите, можете с нами связаться. Или если вдруг что-то случится.
С этими словами он протянул мне визитку. Я мельком посмотрел на нее — какое-то ООО с мудрёным названием, ФИО, директор по развитию, телефон, факс, e-mail.
— До свидания, — попрощался я и положил визитку в карман.
Телефон зазвонил вечером, когда я хотел посмотреть вечерние новости по телевизору. Дурная привычка, которая осталась у меня с армии — ясное дело, что новостей в смысле правды по нашему телевидению не бывает. Меня интересовало, кроме чисто спортивного интереса: что они соврут сегодня? — еще и то, как будет освещена смерть замполпреда.
— Алло, — ответил я.
— Юрий Николаевич, это дежурный по городу капитан Незнамов. Лановой выбросился из окна.
— Кто такой Лановой? — не сообразил я.
— Ну, патологоанатом наш, судебный, доктор Менгеле.
— Записку оставил?
— На компьютере. На экране. «Устал, не могу жить…»
— Где это произошло?
— Дома у него. Он на седьмом этаже живет. Об асфальт, в лепешку.
— Что жена говорит? — я знал, что у доктора Менгеле была семья.
— Рыдает, говорит, что не может такого быть.
— Понятно, — ответил я.
Поговорив еще немного, я выглянул в окно, стараясь самому с улицы быть незаметным. Во дворе, напротив моего подъезда, перекрывая дорогу к арке, ведущей со двора, стояла машина, которой там стоять не должно бы. Большая такая черная машина минивэн. Я все понял.