Из ниоткуда с любовью

Надо сказать, что все время после обеда пока я делал работу, и вечером, когда шел пешком домой, — я думал над тем, что мне рассказал человек в кафе. И тут я должен сделать небольшое отступление и рассказать о себе, любимом. Точнее, не только о себе, но и о своем лучшем друге. Лучшем и единственном.

* * *

Познакомились и подружились мы в старших классах школы, сидели чаще всего за одной партой, кроме случаев, когда нас рассаживали. После школы мы пошли в армию, оттуда я поступил на юрфак, а он в свой техвуз, но, как ни странно, наша дружба не прекращалась. Не прекратилась она и сейчас, хотя мы с Александром не очень часто видимся. В конце 90-х он уехал в Финляндию, приезжает домой, в Питер, не очень часто, в основном к матери, которая живет одна.

Я же с женой уехал из Ленинграда — точнее, тогда уже Санкт-Петербурга, в наш небольшой и провинциальный город.

Причины этого? Тут хочется сказать фразой из анекдота: Вы будете смеяться, но… Так вот, вы будете смеяться, но из-за того, что я знаком с обоими этими типами, которых показывают по телевизору в новостях, один премьер, другой президент. Одного я знал в качестве помощника ректора, а другой был у меня преподом.

Оба были членами КПСС, то, что один из них был из Конторы, тоже не было секретом ни для кого.

Когда сначала один, а потом другой пошли в гору, многие мои знакомые стали ждать, что сияние их славы отразится и на мне, так сказать. И кое на ком из нашей группы, кстати, отразилось. Но не на мне. Потому что оба мне были очень неприятны, если не сказать резче. Потому что — вы опять будете смеяться — я был коммунистом. И вместо того, чтобы позвонить кому надо и напомнить о себе, я поступил ровно наоборот, нашел вакансию следователя в провинции и уехал туда. Работать в мегаполисах становилось невозможно, а я хотел только одного — бороться с преступниками. Даже в стране, которая для меня все более и более становилась чужой.

Ровно таким же коммунистом был и мой друг Сашка. Вот такое странное явление для СССР эпохи перестройки — молодые люди, которые были коммунистами до мозга костей, и кстати, при этом, не состояли в КПСС, да и вообще, очень критически относились к тогдашнему партийному руководству.

Наверное, это началось еще с подросткового возраста — оба мы увлекались книгами про народовольцев, революционеров, наших, латиноамериканских, всяких.

Как-то, прочитав по очереди книгу про Герцена и его дружбу с Огарёвым, и про их клятву на Воробьёвых горах, мы забрались на Пулковскую гору и, глядя на Ленинград, который был очень красив и без обычной дымки над ним, держась за руки, поклялись прожить жизнь честно и всегда бороться за социализм. Это сейчас звучит несколько глупо, но было нам тогда 17 лет, а перед этим мы выпили бутылку портвейна. Да, именно так, пай-мальчиками мы не были.

Однако довольно лирики. К чему я все это рассказываю. После его отъезда в Финляндию (который я не очень одобрял) и моего из Ленинграда, встречались мы не чаще раза в год, особенно после того, как я развелся: моя жена посчитала мой отъезд глупостью, а меня неудачником. Я приезжал в Питер, мы собирались на кухне его маленькой однокомнатной квартиры на Васильевском, и всю ночь разговаривали за бутылкой коньяка. Сашкина мама делала нам закуску, что-то мы еще покупали, но вообще выпивка была не главное — я вообще не пью, собственно.

Так вот, пару лет назад он как-то стал мне рассказывать, что, по его мнению, на каком-то этапе человечество попало в тупик. Потому что оно перестало развиваться. В каких-то областях развитие было, компьютеры, биология, но вот на Марс мы в начале XXI века не слетали. Новых источников энергии не открыли. Прекратила развиваться физика, не был построен искусственный интеллект — потому что компьютер, в сущности, это лишь машинка, которая складывает единички и нолики, только делает это она очень быстро. И с каждым годом все быстрее.

Это была одна из тем, беседы наши были очень свободные по форме, от женщин до политики, при этом про политику больше всего, и при этом крайне пессимистичные, что не удивительно, глядя на то, что в мире происходит. И этот разговор тоже был проявлением его пессимизма. Я, конечно, спорил, он возражал, указывал на то, что застой происходит и в культуре, и в философии, что мы достигли какой-то стены, и уже несколько десятков лет топчемся на месте, а кое-где и откровенно деградируем, при этом не только в России. И что развал коммунизма — тоже один из признаков этого тупика, потому что впервые за много сотен лет у человечества в целом отсутствует альтернативный проект его развития.

И вот, занимаясь во второй половине дня своими обыденными делами, я все время возвращался к тому нашему разговору. И чем больше я об этом думал, тем мне больше становилось не по себе.

А теперь вот доктор Менгеле выбросился из окна.

* * *