Из ниоткуда в никуда

Хотелось отвести глаза. Борясь с разрывающей нутро тоской, Флейман нашел в себе силы встать на стул, чтобы отвязать веревку. Неумело замотанный узел был скручен и запутан так, словно девушке потребовалась не одна попытка себя повесить. Разбитые в кровь колени были тому подтверждением: она затягивала на шее петлю, срывалась и падала, снова и снова, пока все не свершилось.

Немало усилий потребовалось Феликсу, чтобы высвободить Василису из петли. Взяв девушку на руки, словно спящую принцессу, он понес ее на кровать. Растянувшееся по струнке тело стало казаться несколько умиротворенным. Мертвые глаза остались смотреть в пустоту.

Он догадался, что оставалось последнее. Найдя в сумке бутылек со снотворным, он высыпал себе целую горсть таблеток, закинул ее в рот и разгрыз зубами. Затем лег рядом с трупом Василисы – посередине кровати осталось пустое пространство.

Феликс закрыл глаза. Скоро все будет хорошо, ведь он отправится в лучший мир – сновидений, вдохновения, фантазий и воображения. И, кажется, не было страха, ведь Флейман знал, что человеческая жизнь – это всего лишь шаг из ниоткуда в никуда.

XX. Последнее путешествие Феликса Флеймана

Я открыл глаза.

Джем-сейшн был в самом разгаре. Расположенный сбоку от сцены столик открывал обзор на профили незнакомого квинтета. Спиной был повернут только ударник: свисающие до лопаток колтуны дредов и регги-образный прикид разрушали привычное представление о джаз бенде. Оставшаяся четверка ничем особо не выделялась: простая внешность, обыкновенная одежда, любительская игра безликой мелодии.

«Сон ли это?», – спросил я себя.

«Да, это сон», – ответил голос в голове.

Пространство вокруг стало переживать некоторые метаморфозы. Теперь со сцены звучало фортепианное соло композиции The Two Lonely People. Из ниоткуда возник большой черный рояль и худощавый человек с зализанными назад волосами. На его носу – очки в стильной заквадраченной оправе, а в зубах медленно тлеющая сигарета.

– Феликс Флейман? – послышался грубый бас за спиной.

Я обернулся: уже знакомый мне исполинских размеров мужчина нависал над соседним стулом.

– Вы ошиблись – меня зовут Петр Ершов.

Старик понимающе кивнул.

– Вы не будете против, если я составлю вам компанию?

– Я вас уже давно ожидаю.

Приглашенный по-прежнему совершал движения осторожно и неспешно. Расстегнув верхнюю пуговицу старого заплатанного пиджака, он встал перед столом, отдышался, прокашлялся, сощурился от боли, и только потом подвинул стул вплотную и сел.

– Вы знаете, кто я?

– Да – Феликс Флейман, степной волк.

– А почему я такой больной и старый, вы тоже знаете?

– Я пытался стереть ваше существование. А это последствия.

– Петр Ершов должен был принять Феликса Флеймана, потому что мы неразрывное целое.

– Зачем принимать плод воображения?

– Когда-то такой же плод подарил Адаму великое знание о диалектике души.

– Мне не нужны знания, которые ведут в тупиковые ветки.

– Солгав, вруны продолжают обманывать всех снова и снова, поскольку боятся быть пойманными.

– Мы оба знаем, что сейчас я говорю правду.

Старик не успел ничего ответить – его глотку сковал приступ кашля. Взяв платок в руку, он постарался сдержать припадок, как в прошлый раз, однако к спазмам теперь добавилось сильное кровотечение.

– Где мои таблетки? – смотря сквозь слезы на меня, спросил Феликс Флейман.

– Здесь, – коротко ответил я и протянул прозрачный бутылек с пилюлями.

Степной волк без лишних вопросов принял мое подношение. Высыпав целую горсть в ладонь, он закинул ее себе в рот и жадно запил водой. Приступ сразу же прекратился.

– Что за лекарство вы мне дали?

– Снотворное.

Старик жалобно посмотрел мне в глаза, чуть пошатнулся и упал плашмя на пол. Я знал, что все так закончится, потому встал из-за стола неспешно, а затем так же медленно опустился к нему на коленях.

– Это конец, – слабо прохрипел Флейман.

– Я знаю.

– Петру Ершову предстоит еще долгое путешествие.

– И это я тоже знаю.

– Надень мою маску. Без нее ты не войдешь в «Театр», – кроваво прокашлял старик. Это были последние его слова – после них он скончался на моих руках.

В этот же миг в джаз клубе стали происходить очередные метаморфозы: зал опустел, а тело Феликса Флеймана превратилось в окровавленную тушу степного волка. Воцарилось молчание.

По логическим законам сна в моей руке оказался топор. Я встал и резко рубанул им по мохнатой холке зверя. Голова легко отделилась от туловища. Именно ее, окровавленную, я надел на себя, а затем вышел на улицу. Безлюдная и сырая, она по-прежнему внушала мало доверия. Куда идти – подсказывала память. Преодолев знакомые сводчатые воротца, я увидел вдалеке одинокий свет лампочки-светлячка, который постепенно начинал преображаться в фразу: «… вечерний аттракцион… Вход не для вс…».

Дверь получилось найти не сразу. Багровая ржавчина стушевала ее среди красных ветхих кирпичей. Я приблизился к ней вплотную, приложил ухо и постучал. Тут же послышались шаги, и через какое-то мгновение вышел темный-темный человек без лица, перегородив проход.

– Кто вы? – раздался из ниоткуда голос.

– Петр Ершов.