Из ниоткуда в никуда. Часть 3

– Да как родилась в одна тысяча девятисотом, так и живу… Когда царя батюшку скинули, я уже в Елизаветинской гимназии училась. Здесь недалеко, в Казенном переулке… Какой демон его теперь Гайдаровским обозвал?.. На всех Гайдаров переулков не наберешь, – бабушка говорила медленно, делая паузы, чтобы передохнуть. – Только один большой перерыв у меня был…

– Уезжали куда-то?

– Уезжала, внучек, – тяжело вздохнула хозяйка и открыла маленький шкафчик с посудой. – Вот такой же чернявенький красавчик как в двадцать восьмом году меня отсюда под Воркуту отправил, так только в пятьдесят восьмом вернулась, – она поставила на стол две красивые чашки с блюдцами, и устало положила на него ладони. – Сначала я на втором этаже жила с родителями. И квартира у нас своя была. С отдельным входом.

– За что же вас так? Если не секрет, – взволнованно спросил Миша.

– За квартиру, внучек… За что еще?

– Как так?

– Да как… Приглянулась наша квартира следователю. Вот он нас всех по лагерям и определил. Я выжила. А папа мой, профессор, и мама там навсегда остались. На кладбище в вечной мерзлоте.

– А что с этим следователем дальше было? – заинтересованно спросил Максим. – Занял он квартиру?

– Может сначала и занял, не зря же он мне пальцы ломал, – кивнула бабушка. – Только через семь лет я его в Воркуте встретила, когда санитаркой в лагерном изоляторе работала. Он мне как родной матери обрадовался. А я ведь тогда мечтала выжить,  только чтобы вернуться и убить его, мерзавца. А как увидела… весь трясется… поняла, что не жилец. Там с одного взгляда видно было, кто выживет, а кто нет. Но выходила я его.

– А потом? После лагеря вы его не встречали?

– Как не встречала? Нас в одном году реабилитировали. И меня и его одним указом. Он сейчас в соседней комнате живет. Больной совсем. Не выходит. Ношу ему покушать и кормлю с ложечки.

К чаю бабушка открыла сверхдифицитную коробку шоколадных конфет «Золотая нива». Они посидели еще почти час, расспрашивая хозяйку о ее жизни. Но Снежана так и не появилась.

Когда они уходили, гостеприимная старушка остановила Максима и, обращаясь почему‑то именно к нему, сказала:

– Приходил к нему, к художнику вашему, кто‑то ночью. Дверь своим ключом открыл. Почти сразу и ушел, – она говорила, глядя снизу вверх Максиму в глаза. – Тому милиционеру, что приходил, я говорить не стала, но он и не спрашивал. Но ты ведь тоже… – бабушка понимающе улыбнулась. – Тридцать лет лагерей, внучек… Тридцать лет. Вся жизнь… Шапочка у него дурацкая… Я уж в окно потом посмотрела… С белым помпоном.

Глава 8

– Я что-то не понял, про какую шапку она говорила? – спросил Миша, когда они шли по бульвару вдоль пруда к метро.

– Помнишь, к нам в пивной подходил какой‑то парень, которому ты чем‑то не понравился? – напомнил Максим, остановившись, чтобы достать зонт из сумки.

– Ну да.

– А шапочку его спортивную помнишь? Такая синяя с полоской… с помпоном наверху… Вот про такую, наверное. У него, кстати, тоже помпончик был белый, – вспомнил Максим.

Две симпатичные девушки, проходившие рядом с ними, тоже пытались раскрыть зонт, но он упорно их не слушался. Наконец, защемив палец, одна из них не выдержала и попросила:

– Молодые люди, не поможете? Это не зонт, а конструктор «сделай сам».

Михаил немедленно пришел на помощь. После нескольких попыток у него получилось. Счастливый, как юноша на первом свидании, держа зонт, как букет цветов, он протянул его девушкам. Но в этот момент резкий порыв ветра вырвал его из Мишиных рук, и через мгновение зонт плыл по водной глади пруда. Он бросился его догонять, но поскользнувшись на крутом берегу, сам оказался по колено в воде.

Девушки сначала простодушно засмеялись, но быстро опомнились и сделали вид, что переживают за здоровье незадачливого помощника и за зонт, плывущий к соседнему берегу.

Максим тут же обошел пруд, ловко поймал приплывший зонтик и вернул его девушкам. А Миша уселся на скамейку, снял ботинки и стал выжимать свои носки. О том, чтобы идти смотреть картины, не было и речи. Ему нужно было идти домой.

– Как же стыдно, – пробормотал он, когда девушки ушли. – Я теперь месяц буду вспоминать этот позор.

– Да брось ты! Все хорошо.

– Я так устроен. От какой‑нибудь ерунды могу на весь день замкнуть. Буду пережевывать до бесконечности… А тут такое… Мне с девушками никогда не везло.

– А у тебя есть какая‑нибудь подруга? – спросил Максим.

– Сейчас нет.

– А была?

– Ну конечно была, – не очень уверенно ответил Миша. – Мы с ней в кино ходили, в театр…

– И все?

– Что все? – Миша надел мокрый носок и, поставив ногу на ботинок, снизу посмотрел на стоявшего рядом Максима, держащего над ним зонтик.

– Секс у вас был? – улыбнувшись спросил Максим.

– Я не знаю, – Миша взял ботинок с большой блестящей пряжкой в руку и постучал его об угол скамейки.

– Как это?

– Один раз она пришла ко мне в гости, когда дома никого не было… Я сильно разволновался и поэтому много выпил… – вспомнил он и замолчал.

– Не стесняйся, рассказывай. Я никому… – подзадорил его Максим.

– Да не помню я ничего. Проснулся утром голый, но один.

– А что она потом сказала?