Из Новгородской губернии

Причалили мы къ тому мсту, откуда похали; мои дядя заднимъ концомъ весла досталъ кнейку, т. е. стку, навязанную на обручи, и сталъ перекладывать рыбу изъ лодки въ кнею, потомъ вынулъ тмъ же весломъ другую кнею и туда переложилъ раковъ. Я хотлъ купить у него раковъ, но онъ не продалъ, пригласилъ къ себ, и когда я согласился, досталъ опять об кнеи, изъ одной отобралъ налимовъ съ десятокъ, а изъ другой раковъ съ сотню, положилъ въ шапку и мы отправились къ нему въ домъ.

— «Попробуй, братъ, нашей рыбки: попробуй, изъ Волхова рыба слаще озерной: тамъ грха много, кажинный ватаманъ съ нечистою силою знается.»

Пришли. Хозяинъ отдаль хозяйк и рыбу и раковъ варить, а я послалъ за водкой.

— «При покойник Фоті все было лучше: вотъ кабакъ, и тотъ былъ: умеръ Фотій — кабакъ снесли.»

Принесли водки, уха поспла, и мы сли обдать втроемъ: хозяинъ съ хозяйкой, да я. Посл обда старуха начала разсказывать про чудеса.

— «Вотъ у моего хозяина», говорила она: «есть сестра, и теперь жива, выдали ее замужъ, да на свадьб-то ихъ и испортили. Покажись молодому, будто молодая до него гуляла, онъ ее и поколотилъ. Ну, ничего, отошла свадьба; стали они жить вдвоемъ. Какъ-только мужъ придетъ домой обдать, — жена кричать, а мужъ ее бить. Кажинный день жена кричала, а мужъ ее билъ. Спасибо, пришелъ добрый человкъ, въ три дня все покончилъ: надъ дверьми было ввернуто птунье [34] перо, въ полу (а полъ былъ изъ барочнаго лсу) вынули изъ дырки — гвоздемъ было заколочено — волосья, уголь и соль. Выкинулъ онъ эту дрянь, да не веллъ мужу жену колотить, все и прошло. Жена первый день покричала-таки, на другой поменьше, а на третій и кричать перестала.»

Пообдавъ, я пошелъ къ Волхову: попавшагося мн ловца я попросилъ перевезти меня на ту сторону.

— Отъ чего у васъ Волховъ не мерзнетъ? спросилъ я своего перевозчика.

— «А вотъ отъ чего», — сталъ говорить тотъ, переставь гресть весломъ: «Еще за нашихъ ддовъ, еще Питеръ былъ не подъ нашимъ владніемь, былъ царь Грозный, Иванъ Васильевичъ. Пріхалъ царь Грозный въ Новгородъ, пошелъ къ Софіи къ обдн. Стоитъ Иванъ царь, Богу молится; только глядитъ — за иконой бумага видится. Онъ взялъ ту бумагу, и распалился гнвомъ! А ту бумагу положили по насердкамъ духовники, а какая та была бумага, никто не знаетъ. Какъ распалился Грозный царь — и веллъ народъ рыть въ Волховъ; царь Иванъ сталъ на башню, что на берегу налво, какъ отъ сада идешь на ту сторону; сталъ Грозный на башню, стали народъ въ Волховъ рыть: возьмутъ двухъ, сложатъ спина съ спиной, руки свяжутъ, да такъ въ воду и бросятъ; какъ въ воду — такъ и на дно. Нарыли народу на 12 верстъ; тамъ народъ остановился, нейдетъ дальше, нельзя Грозному народу больше рыть! Послалъ онъ посмотрть за 12 верстъ вершниковъ — отъ чего мертвый народъ внизъ нейдетъ. Прибжали вершники назадъ, говорятъ царю: мертвый народъ стной сталъ. — „Какъ тому быть?“ закричалъ царь: „давай коня!“ Подали царю коня; царь слъ на-конь и поскакалъ за 12 верстъ. Смотритъ — мертвый народъ стоитъ стной, дальше нейдетъ. Въ то самое времячко стало царя огнемъ палить: сталъ огонь изъ земли кругомъ Грознаго выступать. Поскакалъ царь Иванъ Васильевичъ прочь; огонь за нимъ; онъ скачетъ дальше, огонь все кругомъ! — Царь соскочилъ съ коня, да на колночки сталъ, Богу молиться. „Господи! прости мое согршеніе“. Огонь и пропалъ. Прізжаетъ царь въ Новгородъ; тамъ черезъ сколько времени пришелъ къ митрополиту обдать въ постный день. Митрополитъ поставилъ на столъ рдьчину [35], а царю кажется — голова кобылья! — „Чмь ты меня подчуешь, митрополитъ?“ говоритъ царь: „теперь постъ, а ты поставилъ мясо, да еще какое — кобылью голову, что сть и въ скоромный день грхъ большой!“ Митрополитъ усмхнулся, да и говоритъ:- „сть кобылью голову грхъ, а народъ губить — святое дло!“ Благословилъ митрополитъ ту рдьчину; царю и показалась рдьчина — рдьчиной. Съ-тхъ-поръ Волховъ и не мерзнетъ на томъ мст, гд Грозный царь народъ рылъ: со дна Волхова тотъ народъ пышетъ… А гд народъ становился за 12 верстъ, тамъ Хутынскій монастырь царь поставилъ…….»

1859