Из Орловской губернии

Получилъ баринъ то письмо, — не то, что спокоиться, а выше въ гору пошелъ: больше озлился, сталъ мужиковъ перебирать, сталъ допрашивать: кто подметное письмо принесъ? А мужики про то дло и не вдали… Такъ-тому письму баринъ не внялъ, вры письму не далъ. Проходитъ сколько такъ время, баринъ прочиталъ еще письмо отъ Тришки: «ты моимъ словамъ не доврялъ; я не люблю этого; только вотъ что я скажу теб: не въ моемъ обыча за первую вину казнить; а по моему, за первую вину, только научить надо; вотъ теб какая выучка: не хотлъ ты дать мужикамъ по пятидесяти рублевъ, дай по сту; это теб наука. Только мужиковъ трогать не моги: съ живаго кожу сниму; мужики въ томъ невиноваты. Жду три дня.»

Прошло три дня — баринъ ни кому ни слова: денегъ жаль и за мужиковъ приниматься боится — со шкурой своей барской разстаться не хочется; хоть и не дорого своя шкура обошлась, только эту скинутъ, — другой не скоро и наживешь. Стало, надо беречь пока эту…

Пока баринъ раздумывалъ, Тришка написалъ еще письмо:

«Просилъ я тебя, баринъ, честію мужикамъ помочь тысячью — ты не помогъ; просилъ тебя помочь двумя; ты мои слова ни во что поставилъ. Теперь жди меня, Тришку, къ себ въ гости. А какъ теб, барину, надо сготовиться, какъ бы получше гостя принять, даю теб сроку дв недли — сготовься. Только пироги, что въ Тул печены, по нашему ружьями зовутъ — не надо, не готовь: я до нихъ не охотникъ.»

Получилъ баринъ это письмо, сталъ снаряжаться, какъ бы гостя непрошеннаго принять такъ, чтобы самому не остаться не при чемъ. Всхъ своихъ мужиковъ, всю дворню собралъ, роздалъ всмъ ружья; послалъ и въ городъ сказать: гостя молъ жду.

Къ пріему гостя было сготовлено все какъ слдуетъ; съ самаго ранняго утра вс были на ногахъ; на барскомъ двор толкотня страшная, вс съ ружьями, просто ко двору приступу нтъ!… Передъ раннимъ обдомъ пришли солдаты съ офицеромъ.

— За чмъ пожаловали? спрашиваетъ баринъ у офицера.

— Такъ и такъ, говоритъ офицеръ: наслышаны мы, что къ какъ ныньче общался пріхать воръ Тришка Сибирякъ; такъ изъ города меня съ моей командой и прислали въ вамъ на подмогу.

— Очень благодаренъ, говоритъ баринъ: хоть я и не боюся Тришки, а все-таки народу больше — лучше. Милости просимъ съ дорожки закусить чмъ Богъ послалъ, пойдемте ко мн въ домъ, а солдатушки ваши пусть здсь останутся, я имъ сюда велю вынести водки, закусить…

Пошелъ баринъ съ офицеромъ въ домъ, приказалъ подать сейчасъ закуску. Закусили, стали токовать о томъ о семъ, баринъ и повеселлъ. Выпилъ еще. Офицеръ еще прибодрился: такъ и сыпетъ про войну, гд онъ воевалъ, когда, какъ… да на рчахъ-то вышелъ такой легкій….

— Ужь какъ я какъ благодаренъ, говоритъ баринъ:- какъ вамъ благодаренъ и сказать нельзя! съ вами я не только Тришки, а просто никого не боюся. Что мн Тришки бояться, скажите мн?

— Разумется, говоритъ офицеръ: чего бояться Тришки!

Сказалъ это офицеръ, посмотрлъ кругомъ: видитъ въ комнат только они вдвоемъ съ бариномъ сидятъ, а больше никого нтъ.

— Коли вы, баринъ, говоритъ офицеръ: — не боитесь Тришки, мн и подавно его бояться нечего!…

— Отчего жь такъ? спросилъ баринъ.

— Оттого такъ, баринъ, что я тотъ самый и есть Тришка Сибирякъ; такъ мн самому себя бояться не приходится.

Баринъ такъ и обомллъ отъ великой робости.

— Слушай, сказалъ Тришка, а самъ изъ кармана пистолетъ вынулъ:- слушай, просилъ я у тебя, баринъ, тысячу, не для себя просилъ, а просилъ для твоихъ же рабовъ, — ты не далъ; наказалъ теб: просилъ дв тысячи, ты и тутъ не восчувствовалъ! Теперь ты давай мн двадцать тысячъ: дв тысячи я отдамъ твоимъ мужикамъ, а остальные, что тамъ останется, на свою братію возьму: надо что нибудь и намъ съ твоей милости на водку подучить. За такую науку какъ не взять!…

Баринъ стоитъ, только глазами хлопаетъ: никакъ того дла въ тонъ не возьметъ…

— Полно, баринъ, глазами-то хлопать, разсчитаемся честно, да и Богъ съ тобою и со всмъ; мн некогда, пора домой.

— У меня деньги, говоритъ баринъ, какъ опомнился: — въ другой комнат; ты здсь погоди, я теб сейчасъ вс сполна принесу.

— Охъ, баринъ! молодецъ баринъ: подростешь — шутъ будешь! Думаешь надуть? Васъ мало обманываютъ, а то еще онъ хочетъ обмануть!

— Да, я право… да я ей Богу, забормоталъ баринъ.

— Ничего, баринъ, сочтемся! Ты ступай спереди, а я хоть и сзади, только знакъ пальцемъ кивнешь — въ затылокъ пулю пущу. Ты длай свое дло, а я свое сдлаю.

Баринъ пошелъ передомъ; а позади барина Тришка Сибирякъ. Вышли за двери, а въ другой комнат народу-то народу! Да вс съ ружьями!

Перешли еще въ другую комнату — тамъ никого нтъ… Отсчиталъ баринъ денежки, ровно двадцать тысячъ, отсчиталъ, отдалъ Тришк, остальныя завернулъ, и опять подъ замокъ.

— Видишь, я не въ тебя, я слово держу: общалъ быть у тебя въ гостяхъ — былъ; далъ слово взять двадцать тысячъ — взялъ двадцать, больше не беру; а хоть видишь самъ, и вс бы отнялъ, ничего длать, вс своими руками бы отдалъ. Теперь проведи ты меня хоть за версту отъ деревни, а тамъ и простимся.

Баринъ проводилъ самъ, самолично Тришку съ товарищами за ворота, а такъ еще версты полторы, да и раскланялся…