Из Парижа в Бразилию по суше

– Однако, – задумчиво произнес он, – я вроде бы лечу… – И действительно, аэростат быстро мчался над землей. – Шар движется, словно поезд по железной дороге. Странно, не чувствуя ни малейшего колыхания ветерка, я вижу, как предметы внизу подо мной проносятся с неслыханной скоростью… Домишки под деревьями, кажущиеся отсюда такими приземистыми, – это стремительно убегающий от меня форт Нулато. Широкая, капризно извивающаяся зеленоватая лента, поблескивающая на солнце, – это Юкон… самая большая река Аляски… мой Рубикон, через который я и в самом деле перешел столь необычным способом, невзирая на преждевременный ледоход и не нарушив установленного мною правила – никогда не подниматься на борт судна, ни большого, ни маленького… Пейзаж, открывающийся из окон этой неожиданной обсерватории, весьма любопытен, и я воистину могу считаться первым, кто его увидел… Бескрайняя горная цепь с заснеженными вершинами, вровень с которыми я плыву, – вероятно, горы Юкона… Не исключено даже, что я поднялся даже немного выше их… Река, текущая вдоль горной гряды с востока на юго-запад, – это Шагелок… Черт возьми, скорость шара все возрастает, и я неумолимо лечу вперед… К счастью, меня несет на юго-восток, в направлении, избранном для нашего путешествия через Северную Америку… Однако, как бы ни был удобен такой способ передвижения, пора бы и остановиться… Друзья, наверное, уже волнуются, а раз цель достигнута, то пора поискать какой-нибудь способ опуститься на землю… Как все-таки жаль, что в маленькой клетке, где я скорчился, словно голубь на жердочке, со мной нет Жюльена и Алексея… Сеанс воздухоплавания слишком уж затянулся: позади осталось изрядное расстояние!.. Интересно, что они там подумали о моем столь неожиданном отлете?.. Индейцы, живущие в этих краях, наверняка бы испугались неожиданного появления огромного круглого шара, похожего на дневное светило!.. И все равно, не опасаясь за свою репутацию человека скромного, я откровенно заявляю, что горжусь этим маленьким изобретением, которое, хотя и не запатентовано, вполне могло бы занять достойное место в ряду себе подобных… Однако довольно слов. Время идет, набегают все новые и новые километры, а посему пора, выбрав благоприятное для приземления место, нажать на тормоз, или, точнее, открыть клапан, чтобы выпустить горячий воздух.

– Однако, – задумчиво произнес он, – я вроде бы лечу…

Сказано – сделано! Жак отцепил якорь от корзины, и тот плавно поплыл в воздухе, словно паучиха на конце своей нити. Затем аэронавт поневоле широко открыл клапан и стал терпеливо ждать, пока аэростат коснется земли.

Шар медленно начал опускаться, и через некоторое время воздухоплаватель отметил не без удовольствия, что предметы на равнине стали увеличиваться в размерах, – свидетельство того, что монгольфьер покидал верхние слои атмосферы.

Но скоро радость уступила место удивлению, а затем и страху: чем ниже опускался Жак, тем с большей скоростью двигался шар. Деревья, холмы, ручейки, овраги летели словно искры от костра: взор путешественника ни на секунду не успевал задержаться ни на одном объекте. В эту минуту он едва ли помнил о том, что так убегает горизонт, когда мы смотрим на него из вагона быстро мчащегося поезда, не будучи в состоянии отделаться от впечатления, что это не мы движемся, а предметы за окном.

Скоро подобное беспрерывное мелькание стало не на шутку беспокоить Жака.

Чтобы лучше понять его ощущения, вспомним, что, выглядывая из окна несущегося на полной скорости поезда, видишь, как убегают назад выстроившиеся вдоль железнодорожного полотна телеграфные столбы, в то время как находящиеся вдали предметы, наоборот, устремляются навстречу тебе, отчего и возникает представление, будто они вот-вот столкнутся с поездом.

Спустя какое-то время все предметы закружились в невообразимом хаосе, приобретя причудливые очертания и объемы. Невозможно было ничего распознать, и бедный навигатор[99] почувствовал, как тошнота подступает к горлу. В висках, словно стянутых железным обручем, застучала кровь, лоб покрылся испариной.