Из пепла

Неужели он фантазировал о ней, когда она прогуливалась в бикини мимо бассейна? Того самого бассейна, вид на который открывался из моей спальни.

Были ли все эти ужины просто поводом для того, чтобы она могла увидеть его и позаигрывать под столом, за которым я в настоящее время каждый день ужинал?

Пока мои глаза были прикованы к игре, не выискивал ли он момент, чтобы остаться с ней наедине, может даже прижать ее к стене в коридоре, по которому я проходил каждый день?

Мне нужно было убраться оттуда, даже если это означало, что мне придется временно попрощаться и с Бри тоже.

Мне нужно было перевести дух. Найти место, чтобы подумать и свыкнуться с этим. О покое я не мечтал: я жил без него больше года, так что мог продержаться еще немного.

Мне удалось забронировать домик к северу от Гатлинбурга с круглосуточной онлайн‐регистрацией. Там было всего две комнаты – идеально для нас с Луной – и потрясающий вид на горы.

Я понятия не имел, сколько мы там пробудем. Я забронировал его на неделю, решив, что лучше потеряю деньги и уеду пораньше, чем меня выгонят до того, как я буду готов вернуться.

В первый день мы с Луной исследовали окрестности. Это было относительно уединенное место, если не считать нескольких домиков вдалеке, но мы нашли продуктовый магазин в тридцати минутах от нас и купили достаточно крекеров-рыбок, карандашей и раскрасок, чтобы занять Луну.

Мы гуляли. Мы валялись на диване. Мне даже удалось убавить температуру в джакузи, чтобы мы могли использовать его в качестве бассейна. Но, когда наступала ночь и я больше не был погружен в отцовские заботы, мой мозг снова закипал.

Когда это впервые случилось? Первый поцелуй? Первое прикосновение? Кто был инициатором? Кто хотел этого больше?

Когда это случилось в последний раз? В четверг перед пожаром? Он успел прикоснуться к ней, пока я обустраивал «Пикшонари»? Надеялась ли она, что я напьюсь так сильно, что не услышу, как они трахаются в ванной?

Каким же, черт возьми, слепым я был, что ничего не заметил?

С того дня, как я начал заниматься музыкой, написание песен стало моей отдушиной. Когда приходилось туго, я садился за пианино или клал гитару на колени, и хаос выливался из меня, просачиваясь сквозь пальцы и выплескиваясь в мир.

Когда новость о пожаре распространилась среди моих знакомых из музыкальной индустрии, продюсер, с которым я мечтал поработать, позвонил мне, чтобы выразить соболезнования. Он закончил разговор словами:

– Разбитое сердце послужит отличным подспорьем для невероятного альбома. Позвони мне, когда будешь готов записаться. – Мне хотелось просунуть руку через телефон и свернуть его гребаную шею.

То, через что я проходил, не было привычным расставанием, которое вдохновляло на наполненные душевными терзаниями баллады. Я, черт возьми, потерял почти все. Я не собирался извлекать выгоду из смерти жены и друга. Да даже если бы и хотел, начать писать означало заново пережить все те эмоции, препарировать их, разобрать на части, а затем собрать воедино в нечто жесткое и лаконичное, но в то же время приятное для слуха.

Не существовало такого количества славы и денег, чтобы заставить меня вновь пережить ночь пожара. Я полагался на Бри, встречался с психотерапевтом, и мне точно не хотелось бы жить в мире, где кто-то будет петь слова «я сейчас вернусь».

К черту. Такое.

Но это… Эта рана. Эта боль. Это абсолютное и безоговорочное предательство. Мне нужно было вытащить его из себя, разорвать на части, собрать опять, после чего я смог бы спокойно продолжать жить.

Так что, когда Луна уснула, я взял гитару и принялся за работу.

На следующее утро я был не менее взбешен и измучен, но, по крайней мере, мне было куда направить свои страдания. Это была не столько песня, сколько поток сознания в си минор, но из нее потихоньку что-то получалось – в конце концов, и мое сердце должно было вернуться в строй.

За последние сорок восемь часов о сне можно было только мечтать. Я дремал, ловя несколько часов то здесь, то там, но реальность не позволяла моему разуму отключаться надолго. И когда пришло время для дневного сна Луны и она обмякла в моих руках на середине своего любимого мультика, я подумал, что мы можем поспать вместе.

– Я ни хачу спать, – захныкала она, в полусне обхватив меня руками за шею.

– Малышка, но ты уже почти спишь, – прошептал я, опуская ее в кроватку. – Папочка любит тебя. Поспи немного.

– Не-е-ет, – протянула она, но это было последнее из ее возражений, прежде чем она перевернулась на живот, сунула одеяло под голову и вновь задремала.

Я не успел сделать и двух шагов из ее комнаты, как услышал тихий стук в дверь.

– Бри? – сказал я, когда наши взгляды встретились через стекло.

Она подняла руку и неловко дернула пальцами, и даже несмотря на все мое удивление и усталость, я не смог сдержать улыбку, которая расплылась по моему лицу.

Я поспешил к двери и распахнул ее.

– Эй, что ты здесь делаешь? Заходи, заходи.

Она вошла, а я высунулся наружу, вглядываясь в подъездную дорожку.

– А где дети?