Из песка и пепла

Утро выдалось холодным и ясным. Полоска бледного света все разрасталась и разрасталась на горизонте, пока не охватила небо над Римом целиком. На юге продолжалась война. На севере бушевала смерть. На востоке не стихал скорбный плач. На западе не ослабевала борьба. Но прямо сейчас в комнате посреди оккупированного города, не имея в своем распоряжении ничего, кроме любви, Анджело и Ева изо всех сил держались друг за друга – и каждый хотя бы ненадолго находил в другом счастье и покой.

* * *

Утром в понедельник Ева надела красную юбку и белую блузку, в которых когда-то села в поезд до Рима; Флоренцию она покидала с четырьмя платьями, двумя юбками и тремя блузками. Ева знала, что это даже больше, чем у многих, но от бесконечных ручных стирок ткань выцвела и потрепалась. Отправляясь на прием, она прихватила с собой смену одежды, чтобы не ехать потом в трамвае в вечернем платье, однако сейчас не отказалась бы надеть его еще разок. Ей хотелось, чтобы Анджело снова взглянул на нее так, как в субботу. От одного воспоминания об этом Еве становилось трудно дышать, а щеки заливала краска.

Последние сутки они с Анджело провели все в том же номере в отеле, оплатив лишнюю ночь из гонорара Евы за выступление. Впервые за вечность они ели досыта – фрукты, курицу и пасту в сливочном соусе, – а в остальное время притворялись, будто в мире нет ничего, кроме этих четырех стен и их двоих.

– Не хочу, чтобы ты шла на работу.

Анджело остановился в дверях и закусил губу. Накануне он выстирал рубашку и сутану в раковине и высушил их на вешалке. Сейчас на нем были только штаны и рубашка; сутану он надевать не стал, просто перекинув ее через руку. Ева не знала, что это значит. Вероятно, ему не хотелось щеголять рясой и крестом в роскошном отеле – по крайней мере в столь ранний час.

– Я должна. Все будет хорошо. В Святой Цецилии не нашли ни одного еврея. У фон Эссена нет причин меня подозревать.

Анджело низко опустил голову, так что подбородок едва не коснулся груди, и тяжело выдохнул. Ева чувствовала исходящее от него напряжение и заранее мучилась, что они расстанутся на такой ноте, а потому прильнула к нему всем телом и приподнимала лицо Анджело до тех пор, пока их взгляды не встретились. Темные брови над голубыми глазами нахмурились, и Ева прижалась губами к его рту, оставив глаза открытыми, чтобы удержать его здесь, с ней, в этом конкретном моменте.

Анджело тут же обвил ее руками и оторвал от пола. Он определенно делал успехи в науке поцелуев. А может, просто целовался так же, как молился, – нежно, неистово и полностью отдаваясь процессу. Когда они наконец оторвались друг от друга, оба задыхались, и больше в это утро о виа Тассо не было сказано ни слова.

Однако Анджело волновался зря. Капитан фон Эссен провел весь день на встречах. Если не считать пары раз, когда Еве пришлось занести кофе в кабинет, полный немцев в форме, в понедельник они не пересекались вовсе, и домой она вернулась почти в таком же счастливом головокружении, как и утром.

Вторник прошел так же. Капитан фон Эссен не выходил из своего кабинета. Он определенно был не в духе, но окружавший Еву пузырь золотого восторга не получалось пробить никакими язвительными замечаниями и односложными приказами. Они с Анджело условились встретиться после работы в церкви Святого Сердца, и большую часть пути до нее Ева преодолела бегом – слишком взбудораженная, чтобы ждать трамвая. Если же кого-то из прохожих и удивила девушка, шныряющая по улицам с широкой улыбкой на лице, ей было все равно.

Анджело ждал у алтаря, не сводя глаз с креста, и Еву вдруг охватила тревога, что его мучает чувство вины или сожаления. Услышав за спиной ее шаги, он обернулся. Анджело улыбался. И улыбка эта была прекрасна и ослепительна, как само солнце. Еву захлестнуло такое облегчение, что она не удержалась на ослабших ногах и опустилась на ближайшую скамейку. Но у Анджело были идеи получше.

Едва добравшись до Евы при помощи трости, он увлек ее по лестнице в подвальную комнатку, где она когда-то испытала столько страха и отчаяния. Но теперь ее обвивали руки Анджело, целовали губы Анджело. На вкус они отдавали яблоками – значит, сегодня он снова был на черном рынке, – и Ева с жадностью приникла к ним языком, слизывая ворованную сладость и беззвучно благодаря Бога за милосердие. Анджело каждый раз подвергал себя чудовищному риску, отправляясь на берега Тибра за тем, чего больше было не достать нигде.

Наконец они оторвались друг от друга.

– Этого я и боялся, – простонал Анджело ей в волосы.

– Чего? – выдохнула Ева, пока не готовая закончить с поцелуями.

– Что потеряю над собой контроль. Я знал, что стану бесполезен, как только поддамся чувствам. Что не смогу думать больше ни о ком. Не то чтобы я и раньше не думал о тебе круглые сутки… Но теперь мне доступно другое, более глубокое знание. Я не просто тебя люблю. Я хочу любить тебя во всех возможных смыслах. Каждый раз, когда я закрываю глаза для молитвы, я вижу тебя. – И Анджело со стоном зажмурился, словно его терзала неподдельная боль.