Из песка и пепла

– S’il vous plait. Пожалуйста. Я сделала все, чтобы его спасти. Помоги мне. Спасись сама и помоги моему сыну.

– Я вас подсажу, – предложил кто-то, дергая Еву за рукав.

За спиной у нее стоял мужчина средних лет с маленьким ребенком и беременной женой. Они бы не стали прыгать.

Ева опять поколебалась.

– Давай! – велела Габриэль, и Ева наконец беспомощно кивнула. Отчаявшаяся мать шепотом затараторила ей последние указания: – Доберитесь до Бастони. Там живет тетя моего мужа. Она спрячет вас с Пьером до конца войны. Передай Пьеру, что я его люблю и горжусь им. Что я буду бороться и обязательно выживу. И мы снова будем вместе. Мы все. Однажды.

Мужчина, который предлагал подсадить Еву, согнул колени и сцепил пальцы в замок, чтобы получилась ступенька. Ева поставила ногу ему на предплечья, и он, резко разогнувшись, поднял ее к самому окну, так что она смогла уцепиться правой рукой за край проема, а левой за оставшийся прут.

Ева не стала набираться мужества или ждать, когда пройдет луч прожектора, а сразу сунула голову в отверстие – как в том сне. После чего принялась яростно извиваться – плечами, боками, всем телом, – пока фактически не вывалилась из окна, в последнюю секунду повиснув на левой руке. Поезд качнулся, и ноги Евы проехались по стене вагона. Она взвизгнула и крепче стиснула пальцы на пруте, пытаясь отыскать хоть какую-то опору. Один бесконечный миг она болталась в невесомости, но потом все-таки нашарила выступ внизу вагона.

Над головой прогрохотал выстрел, затем другой. Ева разжала пальцы и что есть сил оттолкнулась носками туфель, стараясь развернуться в прыжке, как цирковой акробат. «Скользи на базу! – кричал ей Анджело, когда они играли в бейсбол. – Скользи, Ева, скользи!»

Она скользнула по воздуху параллельно земле, стремясь добраться до невидимой домашней базы. После чего сгруппировалась и закувыркалась по склону: голова, лопатки, спина, ягодицы, ноги, голова, лопатки, спина. Словно ковер, который выбивают о булыжники: встряхивают и ударяют, встряхивают и ударяют.

Наконец сила инерции иссякла, и Ева распласталась на спине, глядя в усыпанное звездами небо. Легкие горели, и первые несколько секунд у нее никак не получалось расправить диафрагму и вдохнуть полной грудью. Но она справилась. Ева представила, как Анджело развел бы сейчас руки и закричал «Сэйф!» – как делал всегда, когда ей удавалось добраться до базы.

Ева улыбнулась, но тут же раскашлялась и села, проигнорировав вторую часть указаний Габриэль вслед за первой. Ей говорили не шевелиться, пока не пройдет весь поезд. Ева даже не проверила, где он сейчас. Однако состав уже медленно исчезал: черный прямоугольник вдали, который с каждой секундой становился все меньше и меньше, тише и тише.

Ева подумала, как славно было бы снова откинуться на землю и полежать так еще минутку. Тело начинало возмущаться жестким приземлением, ее наверняка усеивали ссадины и царапины, но прямо сейчас она ощущала искру жизни впервые с тех пор, как Анджело увезли с виа Тассо. Ей не хотелось думать ни о завтрашнем дне, ни о своем одиночестве. Только праздновать успешный побег и еще немного продленную жизнь. Вот и все.

– Maman! Мамап! – донесся до нее голос Пьера. Похоже, мальчик с самого прыжка бежал вслед за поездом, пытаясь отыскать мать.

Ева тут же вскочила на ноги, покачнувшись, когда от головы отхлынула кровь. Вокруг стояла темнота, до Пьера оставалось еще приличное расстояние, и он пока не понял, что у насыпи его ожидает совсем не Габриэль. Ева пошла навстречу, страшась момента истины, а когда Пьер остановился как вкопанный, ощутила болезненный укол жалости.

– Где моя мама? – пропыхтел он, с трудом переводя дух после погони за поездом.

– Она не стала прыгать. Мне очень жаль.

– Maman! – закричал мальчик и снова побежал вдоль рельсов, оскальзываясь на неровной земле и не переставая звать маму.

Ева сдавила ноющие виски и зашагала следом. Она не знала, что еще делать. Ей не хотелось отбирать у Пьера надежду. Не хотелось лишать мужества. Но она знала, что Габриэль не прыгнула. Она любила сына достаточно, чтобы расстаться с ним, если это могло спасти ему жизнь.

При этом Ева прекрасно понимала Пьера, который опустился на насыпь и спрятал лицо в ладонях. Понимала его отчаяние. Жизнь – сомнительное утешение, если тебе предстоит провести ее в одиночку.

– А вдруг она все-таки решит прыгнуть, а я уйду? – прорыдал мальчик.

– Можем немного подождать, – предложила Ева. – Если она прыгнет, то вернется сюда вдоль путей.

– А если она уже прыгнула и поранилась? И лежит где-нибудь возле рельсов? – Сейчас его голос звучал как у потерянного малыша.

– Мы услышим, когда она начнет нас звать, – мягко ответила Ева.

Пьер уныло кивнул. Некоторое время они сидели бок о бок в ожидании зова, который не мог раздаться. Наконец Ева поняла, что больше не в силах выносить тишину. Она замерзла, у нее саднило все тело, а вокруг росли совершенно одинаковые деревья. Она понятия не имела, в какую сторону им идти.

– Пьер, ты узнаёшь эти места? – спросила она тихо. – Есть предположения, где мы?