Я рассказывала это все, сидя с закрытыми глазами в позе лотоса, иначе никак. Снова чувствовала обжигающе раскаленный воздух катарской пустыни, ужас безвыходности положения, снова тряслась от понимания, что могут погибнуть и Сашка с Барри, заново волновалась, вспоминая, как проверяли нас на границе с Саудией, как я чуть не выдала себя в аэропорту Дохи…
— Почему ты никогда не говорила об этом?
Настя спросила не сразу, когда я закончила говорить, она тоже сидела несколько минут молча.
— А что это изменило бы?
— Сауд об этом знает?
— Сауд?! — я даже не поняла вопрос. — Нет, конечно, откуда?
— Ань, неужели он действительно выгнал бы тебя без Сашки?
Пришлось признаваться, что Сауд вообще привез документы для нашего отъезда.
Теперь сестрица не понимала ничего!
— Тогда какого черта ты бежала, рискуя жизнью?!
О ДУБАЕ
Менталитет японца:
— Если это может сделать кто-то другой, значит, это могу сделать и я.
— Если этого не может сделать никто, значит, я просто обязан это сделать. И сделаю!
Менталитет араба:
— Если это может сделать кто-то другой, вах, пусть он и делает!
— Если этого не может сделать никто, то почему должен пытаться я?
Не знаю, как японцы, но про арабов верно, араб действительно не станет делать того, что может не делать. С точки зрения европейца, это лень, а для араба — сохранение жизненной энергии.
— Настя, но я же не знала о его намерениях. Отец ребенка должен либо признать его при всех, либо… Конечно, Сауд признал бы, но меня прогнал. Я могла уехать без Сашки?
— Не могла. Ненормальные вы все! Признал — не признал… Глупо это!
— Настя, Восток дело тонкое. По-своему они правы.
— Но сейчас-то признает. Еще как признает! И Машку тоже.
— Угу. И потому может забрать их у меня. Я беглая жена, не забывай.
— Мы в Европе, а Сауд цивилизованный человек.
Я рассмеялась:
— Настя, в Дубае все цивилизованные, но я россиянка, и мы в чужой стране. А Сауд — отец детей, может это доказать, и любой суд удовлетворит его требования видеться с сыном и дочерью.
— Ты должна его очаровать! — вдруг объявила Настя.
К нелогичности мышления своей сестрицы я давно привыкла, но сейчас все равно не поняла.
— Зачем, Настя, зачем мне очаровывать человека, от которого я сейчас мечтаю избавиться?
— Вот! — ткнула пальцем в мою сторону Настя. — Он от тебя чего ждет? Войны до победного конца. Но ты сама сказала, что Сауд прав, что любой суд встанет на его сторону, так?
Интересно, как может повлиять моя попытка очаровать мужа (пока еще не бывшего) на решение суда?
— И?
— А ты к нему с лаской и уговорами, мол, Саудик, миленький, можно я домой съезжу на денек… В Москву в смысле, позарез нужно… А там мы с тобой от него на Путоране скроемся — и медведи не найдут.
— Бегать всю жизнь не только мне, но и детям? Сдурела?
— Да, — сокрушенно вздохнула Настя, — глупость, конечно. Но ссориться с ним нельзя, от этого только хуже будет.
— Я не собираюсь с Саудом ссориться.
— А детей он любит, Ань, по-настоящему любит. И вообще, красивый мужик. Настоящий принц на белом коне! Я тебя понимаю.
— В чем это?
— Что ты в него влюбилась. Ведь влюбилась же?
Я только кивнула. Да, влюбилась, только эта любовь оказалась короткой — всего на год. Нет, не так. Я еще долго любила Сауда, даже будучи от него далеко-далеко, но потом устала любить призрак и бояться и попыталась жить своей жизнью. Помогли переезд в Париж и встреча с Ивом.
— А я бы такого никакой жене не отдала! — неожиданно объявила сестрица. — Перегрызла горло за такого мужа.
— Настя?!
— Ладно, давай спать. Поздно уже.
Сестра словно жалела, что выдала свои чувства. Я еще днем заметила, что Сауд ей понравился, вернее, вчера, когда Настя расспрашивала о нем словно невзначай, но уж очень заинтересованно. И сегодня, когда они вместе возились с детьми на площадке.
Как ей объяснить, что кроме Сауда в Дубае много-много его родни, для которой и я, и она чужие. Нас могут терпеть, но своими не признают.