Из-под пяты веков

ненец, а не луце. А сидеть на одном месте ненец не будет.

Когда загудел басовито пароходный свисток, Ефим сказал внуку:

– Пойдем скорее в лодку. Пойдешь на пароходе до школы. Выпадет снег – приеду за

тобой на собаках.

– Ты хороший! – только и смог сказать Яшка.

Тыко Вылка сказал Ефиму:

– До соборки1 нельзя ребят развозить. Как соборка скажет, так и будет.

Тыко Вылка – председатель Новоземельского островного Совета. Тыко Вылка –

начальник. Ефим не может не слушать начальника. Ефим не может взять из школы внука.

И один в тот год встретил Ефим февральское солнце. Один радовался он первым ярким

лучам его. Не было в этот год рядом с Ефимом улыбающегося лица Яшки. Были только

собаки.

Ефим утешал себя в этот день мыслями:

«Не может быть такое, чтобы ненцы ребят учили. Придет время соборки, распустят всех

ребят. Закроют школу».

Но соборка не закрыла школы. Соборка постановила:

«Школе – быть. Всем ненцам – ребят учить. Ненцы должны стать светлыми через

школу».

Решение соборки – закон. Ефим не может нарушить закона: не может взять внука из

школы.

Да и сам Яшка не хочет уходить из школы: то, что в первые дни пребывания в школе

казалось ему страшным, потом полюбилось. Он сам смеялся потом над своими страхами.

Рассказывал деду:

– Учитель волосы стал у меня машинкой стричь, а я... ха-ха-ха... реветь начал. Думал:

голова будет болеть без волос. А лучше без волос-то: вшей совсем нет. В баню тоже боялся

идти. Все ребята боялись бани. Не хотели мыться. Тут учитель сказал: «Рубах новых не дам,

одеял не дам, как в баню не пойдете». А рубахи – новые. Нам всем хочется рубахи новые

надеть. Я сказал: «Зайдем в баню, рубахи наденем и выйдем». Учитель не понимает по-

нашему. Он не знает, что я сказал. И он дал новые рубахи всем-всем. Мы с рубахами в баню

побежали, а сами хохочем. Говорим: «Надуем учителя!» А он сразу за нами в баню пришёл.

Налил воды в ванну, по куску мыла нам дал да по тазу. Мочалки ещё не дал. «Мойтесь», –

говорит. Мы стоим – друг на дружку глядим: испугались!.. Ха-ха-ха... Он сам разделся да

меня первого за руку: «Ты, говорит, Яшка, парень смелый. На охоту, говорит, с дедом ходил,

зверей, говорит, не боишься. Неужто воды боишься?» – «Боюсь, говорю, воды».

Он голову мою нагнул, водой плеснул да мылом тереть начал. «Глаз только не открывай»,

– говорит.

Я крепко-крепко сжал глаза. И ничего!.. Потом он меня всего мочалкой тёр-тёр... Всех

1 Соборка – собрание.

ребят вымыл так, как меня. Хорошо потом стало. Легко!

Понравилось Яшке и на кровати спать, одеялом укрываться.

– Совсем вшей не было у нас в школе. А дома и тебя, и меня, дед, вши кусают.

Но больше всего увлекали Яшку чтение и письмо. Уже научившись читать, он всё ещё с

недоверием и страхом брал в руки новую книгу. Хохоча, спрашивал у учителя: «А эта книга

мне как ничего не скажет?»

Но открывал первую страницу и верил – книга говорит!

И интересовало Яшку на первых порах не то, о чём рассказывала книга, а то, как из

тёмной сетки значков-букв каждый раз складываются слова. Слова часто попадались совсем

непонятные, и он спрашивал о них у учителя. Так делали и все школьники. И все научились к

концу года читать. Гордились этим умением. Хвастали один перед другим. Смеялись над тем,

кто долго не мог прочитать слова.

И с каждым днём книги становились понятнее, интереснее. Нехорошо в книгах было

только одно: про Новую Землю ничего в них не было. Но рады были и тому, что в книгах

часто встречались их имена. Тогда воображали, что про них это написано в книге: про Яшку

из Крестовой, про Кольку из Маточкина Шара1, про Федьку из Белушьей губы.

Самым же большим праздником для каждого была первая записка, написанная учителю и

прочитанная учителем. Это значило, что они и сами уже могут заставить бумагу сказать то,

что думают.

Яшке очень понравилось писать учителю «письма» и получать от него написанные

ответы. Выходило так: он, Яшка, сидит вместе со всеми в комнате, и никто не знает, что

сказала его бумажка учителю и что сказала ему бумажка от учителя.

Да, в школе много было интересного. И Яшка совсем не хотел уходить из школы, не

узнав всего, что можно было в ней узнать.

Он вернулся в Крестовую только в августе на пароходе. А в октябре опять поехал в

школу.

Не мог Ефим оставить у себя внука: так соборка постановила, чтобы ребята учились в

школе по три – четыре года.

И жить без внука Ефим тоже не мог: он любил внука и любил солнце. Но без внука его и

солнце не радовало.

И Ефим поехал вместе с Яшкой в то становище, где была школа: поехал из Крестовой в

Белушью.

Много промышленников жило в Белушьей, и плохо промышлял Ефим. Часто голодал он.

Яшка изредка совал деду кусочки хлеба и мяса, которых сам не съедал в школе.

Ефим вздыхал. Ворчал и хирел.

Так прошло два года.

Два года ходил Ефим встречать солнце в Белушьей вместе со всеми.

И не радовало его восходящее солнце, потому что Яшки не было с ним: Яшка со

школьниками и с учителем, а не с ним ходил встречать солнце.

В мае у Яшки кончались школьные занятия, и Ефим оживал.