Из-под пяты веков

Деньги на Новой Земле никакого хождения не имеют. Всё здесь – на карандашик, то есть

просто переписывается с одного на другого в заборной книжке.

Получил Яшка собаку. Бежит с ней к Ефиму. У самого – рот до ушей расплылся от

удовольствия.

– Собаку, дед, купил! На двух упряжках на Карскую пойдём: ты – на семи собаках, я – на

шести.

У Ефима около глаз забегали весёлые лучики-морщинки.

– Хорошо... То совсем хорошо ты опять сделал. На двух упряжках лучше ехать. На двух

больше увезти можно.

– Когда теперь поедем?

– А чего мешкать? Поедем, как погода позволит, завтра. Дни теперь долгие стали. Всё

хорошо – за один день доедем до Карской.

Но Яшке не терпится.

– Давай привяжем сейчас на сани всё, что с собой брать будем.

Ефим увлекается Яшкиным порывом. Не спорит.

– Давай, – говорит он, – наперво чум посмотрим.

Вытащили из кладовой бесформенную кучу оленьих шкур – стенки чума. Собрали на

чердаке шесты – основу чума. Разыскали лист железа с полметра ширины и длины – на нем в

чуме огонь раскладывают. Не нашли только приспособлений для навешивания чайников и

котлов над огнем. Пришлось делать их заново.

Весь день провозились со сборами, а назавтра, чуть показалась заря, выехали.

Мало людей на Новой Земле, да и те живут на западном побережье. На востоке же Новой

Земли лишь одна радиостанция. Живет на этой станции всего девять-десять человек1, а

растянулся восточный, как и западный, берег Новой Земли на добрую тысячу километров с

юга на север. Вот где просторы, раздолье зверям!..

Человек на восточной стороне – на Карской – редкий гость, случайный посетитель. Лишь

на короткий срок заглядывают сюда по зимам промышленники с западного побережья. Да по

летам проникают на судах на короткий же срок норвежские хищники.

1 В 1930 году зимовало на Новой Земле всего около 350 человек.

Звери – вот полные хозяева Карской стороны. Стаями, ничего и никого не боясь, рыщут

они по побережью, выискивают корм для себя. Грызутся друг с другом из-за куска падали,

выброшенной на берег океаном. Визгом и рёвом разрывают мёртвую тишину необъятных

просторов.

И белых медведей и песцов больше на восточном побережье, чем на западном. Но суров

и страшен восток острова. Страшен холодами, безлюдьем, отрезанностью от всего мира.

Восточный берег – это север, западный – юг Новой Земли. Недалеко от западных берегов

Новой Земли проходят теплые течения, и на западе летом океан не знает льдов. На востоке –

Карское море, не знающее отдыха от плавучих ледяных полей.

Запад Новой Земли давно завоёван и обжит человеком.

Восток надо ещё завоевывать.

Ефим с Яшкой и другие промышленники, наезжающие на Карскую сторону, – это ещё не

завоеватели. Это только разведчики. За разведчиками – придёт время – пойдёт армия

тружеников-промышленников. И тогда мёртвое побережье оживет. Тогда оно найдет способы

и средства связаться с другим побережьем и со всем миром.

А пока... пока Яшка и Ефим едут на Карскую на двух собачьих упряжках.

Шуршит под полозьями снег. Лают собаки. На собак кричат люди. И тихую, унылую

песню поет Ефим Тайбарей. Поет о былом: о чумах, об оленях, о тундре...

Собаки лают, и Яшка не слышит слов дедовой песни. Он слышит обрывки, отдельные

слова из песни. По отдельным обрывкам, долетающим до ушей, догадывается, что дед

просто вспоминает свою прежнюю жизнь.

Так петь, как Ефим поёт, Яшка тоже умеет.

Но Яшка был три зимы в школе. И он знает, что дедова песня не песня – рассказ. Дед

рассказывает – поёт о прошлом. А Яшке хочется петь о том, что есть сегодня, о том, что будет

завтра и через много годов. И он пробует петь – рассказывать то, что видит, то, о чём думает.

– Я еду на собаках, – запевает Яшка, – быстрых, как ветер. Я молод, как солнце, которое

выходит из-за гор после долгой-долгой ночи...

И ему становится скучно. Не от слов скучно: слова у него не скучные, хорошие слова

подбираются. Скучно так петь, как дед поёт: обо всем одинаково – о весёлом и о грустном.

Обо всём поют грустно ненцы: иначе они не умеют.

Яшка – ненец. Но он три зимы проучился в школе. В школе он слыхал другие песни. В

школе они умели петь весёлые и грустные песни. Яшка пел там вместе со всеми. И пел

лучше всех. Он один из всех учеников умел петь все песни, какие пели они в школе, –

весёлые и грустные.

Сейчас Яшке весело. И оттого, что весело, хочется спеть весёлое. Он перебирает в голове

знакомые песни: ищет, какая бы больше подошла к тому, о чём он сейчас думает. А дума у

него проста: о хорошей охоте, о хорошей жизни. О той жизни, о которой дед поёт, так и надо

петь, как он поет. Грустно надо петь о той жизни. Неинтересная то была жизнь, сегодня и

завтра – всегда одинаковая, как у птиц: есть еда – веселая, нет еды – голову повесил, ремень

стянул потуже. Нет, Яшка не хочет такой жизни. У Яшки ещё всё в будущем. О будущей

жизни людей хорошо рассказывали учителя в школе. И Яшка верил учителям. Хотел пожить

такой жизнью. А пожить такой жизнью можно, надо за неё бороться, – так говорили в школе.

Яшка согласен бороться за ту жизнь, о которой говорили в школе.