Из-под пяты веков

горками. Нам надо с горы уйти на те горки. С горок будем в них стрелять. Скорее!

Подняли отдохнувших немного собак. Разлетелись в разные стороны: один – на

западную сторону под гору, другой – на восточную. Потом оба повернули к югу.

Колотится в груди у Яшки сердце. Молча бьёт он собак хореем. Сдавленным голосом

понукает их.

Вот и та гора, на которую указывал дед.

Оставил собак около вершины, а сам, пригибаясь к земле, на вершину побежал.

Лёг там на брюхо. Положил перед собой около десятка боевых патронов.

Оленей не видно ещё. Не видно и Ефима.

А сердце колотится – тук-тук, тук-тук...

Минута, другая прошла – нет оленей.

Одолевают сомнения: свернули? остановились?

Осторожно оглянулся назад: ничего не видно.

Идут минуты, а оленей всё нет.

Пальцам от железа винтовки холодно стало. Положил винтовку на снег. Спрятал пальцы

в рукавицы. Глаз не отрывает от юга: с юга должны показаться олени.

И олени показались. Но побежали они тихо, как будто по обязанности или как будто

усталые.

– Это лучше, что тихо, – шепчет про себя Яшка, – лучше целиться.

Впереди шёл один олень – самый крупный из всех.

1 Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь... девять. Девять оленей. Ты – олень.

– Хор! – определил Яшка.

За хором бежали три оленя в ряд, как в запряжке. Остальные пять бежали неровно,

врассыпную.

– Буду стрелять в трёх, – решает Яшка. – Хорошо попадет – зараз двух, а то и всех трёх

убью.

Так и сделал: когда подбежали олени, выстрелил в тройку.

Передний олень ткнулся мордой в снег. Остальные метнулись врассыпную. Но на втором

прыжке упал на бок олень из тройки, в которую стрелял Яшка.

Прогремел еще выстрел: это Ефим успел перезарядить винтовку. Выстрелил и Яшка

второй раз.

Упал еще один. Не тот, которого намечал Яшка.

Олени бежали назад, к югу, и третий раз уже не успеть было бы выстрелить. Яшка

бросился к собакам. Схватил хорей, вожжу, гикнул.

Собаки вылетели на пригорок и увидели оленей. Больше их не нужно было погонять:

растягиваясь во всю собачью длину, летели они за убегающими оленями.

И не убежать бы оленям от собак, если бы не встретилась на пути крутая гора. Трудно

собакам бежать в гору: держат их груженые санки, тянут назад. А олени стрелой вылетели на

вершину и пропали из глаз.

На подъеме в гору догнал Ефим Яшку. Вместе с Яшкой выехал на вершину горы. Сказал

Яшке:

– Без толку дальше ехать. Место вовсе неровное кругом. Обратно поедем.

Не хотелось Яшке ехать обратно. Посмотрел он кругом – не покажутся ли где олени...

Посмотрел на оленьи следы...

Ефим догадался, почему Яшка смотрит на следы.

– Крови смотришь? Раненые, думаешь, есть? Нет раненых. Вторая твоя пуля по снегу

пропела.

Вернулись к убитым оленям. Ефим ловко и быстро сдернул с одного оленя шкуру, потом

распорол ему живот.

Выбросили на снег дымящиеся кишки. Вскрыли грудную клетку оленя.

– Я кровь пить хочу, – сказал Яшка.

– Пей.

Бросился Яшка к санкам за кружкой... Нет мешка с провизией на санях, нет кружки: все

осталось там, где пили чай.

– Нет, дед, кружек.

– А ты – припадком. Больше вкуса: теплее потому что кровь-то так, не в кружке.

Приподнял Ефим переднюю часть оленьей туши, и сбежала вся кровь в полость живота.

Яшка засунул голову в распоротый олений живот, припал к теплой красной жиже – пьёт...

Потом напился крови и Ефим. Вытер губы рукавом малицы.

– Эко неладно дело-то. Надо запасти крови-то, а у нас и посудины нет никакой. Ты вот

что: поезжай за чайником.

– Дай печенку сначала!

Ефим вырезал оленью печенку.

– Держи...

Яшка взял край печени в руку, а Ефим, держась за другой край, раскроил печень

пополам.

– Ух, вкусно! – крикнул Яшка, блестя глазами, и впился зубами в кровоточащую печень.

Ловкими движениями острого ножа, действуя им около самого своего носа, оба охотника

отрезали куски печени и, не жуя, глотали кровавое, теплое мясо.

Проглотив свою порцию, Яшка обтер нож о подол малицы. Подолом же вытер

окровавленные руки и поехал за чайником.

Хорошо наелись тёплого сырого мяса. Досыта напились теплой оленьей крови.

Накормили собак.

От сытости у Ефима щурились глаза.

– Соснуть часок хорошо теперь, – сказал он Яшке.

Яшка молчаливо кивнул головой: у него тоже слипались глаза.

Улеглись каждый на свои санки и захрапели.

Усталые и сытые собаки последовали примеру хозяев: сбились в плотные кучки, и

каждой снился свой – собачий – сон. Одним снилась погоня за зверем, и они, не раскрывая

рта, приглушенно лаяли. Другие и во сне выполняли тяжелую обязанность ездовых

животных и тихонько повизгивали под ударами хорея. Третьим снилась еда, и они чуть-чуть

шевелили хвостами. А одной собаке приснилось, по-видимому, что-то совсем страшное: она

ошалело метнулась в сторону, но лямка на шее не позволила бежать. Зато всю упряжку

взбаламутила1. Разбуженные собаки повскакали на ноги.

Проснулись от лая дед и внук. Посмотрели во все стороны: нигде ничего не было, что

могло бы потревожить собак.

– Надоело, видно, лежать, – решил Ефим, – оттого и лают. Давай поедем.