Из-под пяты веков

пойду немножко по льдинам. Стою так, на льдину облокотился, стою, курю... И рядышком

тут вот – ближе, чем когда ты стрелял в медведя, – вижу: голова из-за льдины показалась... Я

за льдиной стою-то, голова одна у меня повыше льдины приходится. И медведь из-за льдины

выходит... А от моей-то льдины до той, из-за которой медведь показал голову, поле такое

чистое: нет тут примятого-то льда... Выплюнул я скорее цигарку да за винтовку. А винтовку

осторожно поднимаю, чтобы не заметил он, что шевелюсь я. Пока прилаживал винтовку

перед собой, он уж весь на льдину вылез да и соскочить успел: в мою сторону идет. Я за

собачку рванул – осечка... Другой патрон – опять осечка... А он на меня идёт... Ещё да ещё –

все не стреляет. Испугался я. А тут, гляжу, другой идёт за первым. А там ещё третья голова

высовывается... Голова-то у меня не шевелится, а ветерок на меня: не чуют они запаха моего.

Винтовки тоже не видят: на льдине, как на горке, винтовка. А они на ровном льду – вот им и

не видно рук-то моих. Они идут на меня потихоньку. Подойдут, постоят. Опять потянут

носом в себя: не пахнет ли где чем. А я все чик-чик, чик-чик... Около трех десятков патронов

переменил, а все без толку... Не помню, как и до собак добежал, да скорее сюда.

– Медведи не бежали за тобой?

– Не знаю. Не смотрел... Отъехал уже далеконько так, тогда увидел: белые у меня пальцы

на руках. Отморозил, выходит. Снегом бы мягким потереть – отошли бы, надо быть, да где

мягкого снегу возьмешь? Гудят теперь пальцы, как нарывает их.

– Как теперь? Вместе сидеть будем в чуме?

– Зачем мне сидеть? Не надо сидеть. Пальцы – не глаза: поболят-поболят да и

поправятся.

К следующему утру пальцы у Ефима распухли. Но он поехал всё же осмотреть капканы.

А вернулся с печальными новостями: шесть привад разметали медведи.

– Так пойдёт дело – нечего нам больше делать на Карской, Яков Михайлович. Того гляди

на чум нападут. Давай поедем завтра оба за ними гоняться. Далеко они не уйдут за ночь.

Скорее будут бродить да поживу выискивать здесь же где-нибудь. Может, по старым следам

своим будут ходить. По следам и поедем их искать завтра.

– Сегодня поедем?

– Нет, сегодня не поедем. Солнца много сегодня, и ты вовсе ослепнешь, как поедешь.

Но с медведями им пришлось столкнуться раньше, чем наступил следующий день.

К вечеру этого дня небо подернулось легкими полупрозрачными облаками, а ночью

начались ветер и снег. Разбушевалась обычная новоземельская пурга.

Из-за шума ветра не услыхали собаки о приближении незваных гостей, не предупредили

об их приходе своих хозяев.

И люди проснулись лишь после того, как один «гость» когтистой лапой сделал дыру в

стенке чума.

Лай собак, резкие вскрики Ефима и Яшки на мгновение слились, а потом быстро один за

другим грянули два выстрела. За выстрелами последовал страшный медвежий рев, потом

падение тяжелого тела.

Ещё через несколько секунд с треском переломился один из шестов, служащих

основанием чума, и опять медвежий рев: это новый «гость» хотел войти в чум с другой

стороны.

Опять грянуло два выстрела... И одновременно с медвежьим рёвом весь чум повалился

набок.

Ветер рванул опрокинутое человеческое жилище, доделал то, что начал делать медведь:

люди и собаки очутились под открытым небом, на резком, холодном, пронизывающем ветру.

Ночи были уже белы, а пурга не так густа, и люди сразу увидели медведя, в клочья

рвущего остатки чума: медведь считал, очевидно, своим главным врагом именно чум.

Две-три секунды – и опять выстрелы, на этот раз смертельные для медведя.

Когда все было кончено, когда страх прошёл, Ефим сказал, улыбаясь:

– Пришли хозяева здешних мест и вытряхнули нас из чума, Яков Михайлович. Что будем

делать?

– Не знаю.

– Я тоже не знаю... Ветер бы стих, тогда бы хоть чум починили.

– Что будешь чинить, как на маленькие кусочки всё разорвано?

– Ничего, что разорвано. На то иголка есть, чтобы сшить. А вот шесты сломаны – вот это

худо. Где достанем шесты теперь? Нигде не достать. Хочешь не хочешь, надо, видно, в

Крестовую ехать.

День и еще полдня возились, снимая шкуры с двух медведей и поправляя чум.

Работал больше Яшка, потому что у Ефима пальцы «гудели», и он ничего не мог держать

в руках. Яшка зашил прорехи, наделанные медведями, скрепил три переломанных шеста.

– Испугался медведей? – спросил Ефим, когда уселись за чаепитие в отремонтированном

чуме.

– Испугался.

– Не хочешь больше поохотиться на них?

– Собаку надо такую завести, которая на медведя бы ходила.

– Где такую возьмешь?

– У русских бывают. Русаки часто ездят к себе домой. У них там всякие-собаки бывают.

Заказать им. Привезут.

– Обманут.

– Не все такие, которые обманывают.

– Я ещё не видал таких, которые не обманывали бы. Из новых, может, есть, которых я не

знаю. Много новых теперь каждогодно приезжает. Может, и есть из новых... Да и без собаки

на медведя не страшно ходить. Так вот, как на нас – на сонных напали, так это страшно. А

когда видишь его да винтовка в исправности, я люблю охотиться.

– Поедем?

– Поедем.

– Да... А руки у тебя как?