Из-под пяты веков

– Кто же, как не трудящиеся? Кто сам себе еду добывает, те все трудящиеся. Мы сами

себе еду добываем, и мы трудящиеся.

– Праздник, выходит, твой и мой тоже? А как праздновать будем, как сярки нет? Сярки

нет – веселья нет, праздника нет.

– Увидишь: веселье без сярки будет.

Когда собралось в школу все наличное население Белушьей, школяры взяли красные

знамена и с песней пошли на улицу.

За школярами вышли все, кто пришёл в школу. И все пошли по становищу. У всех были

веселые лица. Ефим смотрел на всех и удивлялся:

– Чудно! Никто не выпил, а всем весело. Из-за чего весело?..

Но и сам он, не замечая того, улыбался. Яшка подметил улыбку на лице деда и радостно

блеснул глазами:

– Дед!.. Раньше видал такой праздник?

– Нет. Раньше всякий праздник – пьяный день.

Тут все, кто слышал ответ Ефима, расхохотались. А один из учителей похлопал Ефима по

плечу:

– По совести, Ефим Федорович: этот праздник тебе больше нравится или пьяный?

Ефим помолчал с минуту, перебирая в памяти скандалы и драки во время старых

праздников.

– Мало хорошего, когда все без памяти пьяны.

– Советский праздник, значит, лучше? – допытывался учитель.

– Так, как сейчас идет – песни да вот эти, как их, флаги, – лучше.

– Новое, дед, всегда лучше старого! – крикнул Яшка и убежал в передний ряд попросить

у ребят знамя: хотелось ему со знаменем в руках пройтись перед дедом.

Ефим не пожалел, что согласился в этот день пойти в школу. Насмотрелся и наслушался

он такого, чего за всю жизнь не видал.

А под конец и угощение получил: чай с булкой, намазанной маслом. Никогда не едал

Ефим такой мягкой и вкусной булки. Спросил у учителей:

– Всегда такой вкусный хлеб едят школьники?

Над Ефимом опять захохотали. А Тыко Вылка, председатель Новоземельского

островного Совета, сказал ему по-ненецки:

– Будем все дружно работать, будем всегда есть такой вкусный хлеб.

– Но-о?!

– В колехтив надо всем идти, – перешел Вылка на русский язык.

– В колехтив? А что это – колехтив?

– По-ненецки это так надо сказать: «Вместе жить, вместе работать».

– Но-о?.. Хорошо будет?

– Хорошо.

– Мне Яшка – внук мой об этом же все сказывает, а я не верю.

– Правду сказывает.

– Правду? Идти надо, выходит, в артель?

– Надо.

– Подумать надо.

– Подумай.

На соборке Ефим опять услышал о коллективе, об артели. Артельщики хвалились

промыслом. Ефим и Яшка хорошо промышляли в этом году, а артельщики ещё лучше. И в

артели сбивались теперь промышленники во всех становищах. Все говорили:

– Лучше в артели, выгоднее.

Слушал Ефим эти разговоры и сам думал о своей будущей жизни. Не пойти в артель,

Яшка один уйдет. А одному без Яшки не взять промысла. Одному – смерть. От зверя ли, с

голоду ли – всё равно смерть.

– Не так всё стало, как раньше было, – попробовал он пожаловаться учителю.

– И не будет, как было, – сказал тот.

Ефим вздохнул:

– Ох-хо-хо! Не вернешь, видно, старого времечка? Выходит так: живи, как люди живут.

Люди – в артель, и мне, старику, тоже, видно, в артели умирать придётся.

Яшка и Ефим – в артели. Живут в Чёрной губе.

Около Чёрной губы нет таких гор, как около Крестовой. Да и всё здесь так и не так, как в

Крестовой.

Как и в Крестовой, живут здесь промышленники – русские и ненцы. Бьют тех же зверей,

что и крестовцы: нерп, белух, белых медведей, песцов... Но здесь ещё водится в большом

количестве и морж, «Морж будет основным промыслом», – так думают в артели.

Как и в Крестовой, люди живут здесь в доме. Но в Крестовой дома – казармы. Полы в

домах не крашены, потолки низкие, а в каждой комнате – русская печь, расширившаяся на

середине комнаты. А в Чёрной – дом новый, светлый, в две квартиры. Дом хорошо

проконопачен, и в нём тепло. Полы в комнатах покрашены, и их легко мыть.

Нравится Яшке жить в этом доме. В школе он привык к чистоте помещения, привык

мыться в бане, а здесь всё это было. Не хватало лишь крутобоких высоких гор, какие

оцепляют Крестовую полукругом.

Зато в Чёрной есть... мотор!

Видал много раз и раньше этот мотор Яшка: за последние годы с пароходов всегда

возили груз на моторах. Но те моторы были вовсе не интересны. На тех моторах, самое

большее, можно было ухитриться проехать от берега до парохода, а на этом – целыми днями

можно кататься. Можно даже самому вертеть рулевое колесо. И Яшка каждый раз это и

делал, когда артель выезжала на моторе на ближайшие острова.

Вышло даже такое дело: Яшка, когда моторист отвернулся, повернул какой-то винтик, и

мотор перестал работать. Пришлось мотористу долго возиться, чтобы пустить мотор.

Яшку, разумеется, обстоятельно, чисто по-новоземельски, обложили всякими словами и

прицепили ему кличку – Моторист.

Пока обозленные артельщики выпускали из своих ртов всякие слова, Яшка виновато

топтался на месте, не поднимая от ног тёмных своих глаз. А когда один из ругателей бросил,

наконец, в лицо Яшке: «Эх ты, моторист!» – Яшка сразу просиял.

Моторист!.. Да ради такого прозвища Яшка согласен сделать что угодно, а не только

какой-то винтик повернуть!