Из прошлого

Государственные экзамены я сдал на «отлично». И, несмотря на превратности судьбы, получил диплом врача. Теперь моя мама могла меня поздравить и гордиться, что ее сын, внук Гедальи-бедняка, первый из нашего большого рода получил высшее образование и диплом врача! Она была счастлива, но, как всегда, сдержана в выражении сильных эмоций. Она и теперь осталась верна себе: она меня обняла, поцеловала и шутливо произнесла: «Ну, дитя мое, слава Богу! Ты уже разбираешься в болезнях».

После столь долгих мытарств, достигнув цели, я вдруг почувствовал опустошение, будто исчерпал себя до самого дна, и во мне больше ничего не осталось. Как обладатель диплома с отличием, юридически я имел право выбирать место работы, включая право остаться в институте на кафедре. Но мне не хотелось оставаться в городе. Я вбил себе в голову поехать работать в Молдавию.

Я себе представлял Бессарабию цветущим сытым краем, где живут добрые люди, и где я, наконец-то, не должен буду думать о ежедневном куске хлеба – уж очень я изголодался в военные годы. Кроме того, мне захотелось испытать свои силы на самостоятельной работе.

Молдавия

Но и здесь мне не изменила судьба: стоило мне захотеть поехать в Молдавию, как меня назначили на Западную Украину, в Дрогобычскую область. Но я не поддался и по протекции добился того, что мне положено было по закону. Деньги на расходы мне выдал институт, но как выглядит доктор без пары целых штанов и без пары приличных ботинок? Уже не говоря о костюме и приличном пальто. И хотя я никогда не обращал особого внимания на одежду, но как бродяга я поехать не мог – я уже не студент. Мои друзья из профкома института помогли мне, выдав талон на пару брюк и зимнее пальто. На одолженные деньги я купил одежду, а пальто прямо из магазина вынес на барахолку и перепродал за более высокую цену. На вырученные деньги я купил в комиссионном магазине поношенный черный костюм и трофейные ручные часы. Как можно себе представить доктора без часов? Пару туфель мне смастерил отец Арончика – опытный сапожник. Галстук и шляпу мне подарил мой брат из своего «гардероба». И вот – настоящий доктор! С головы до ног! Правда, мой друг писатель Гольдес, снабдив меня рекомендательным письмом, рассуждал, что не подобает врачу явиться на новое место старым холостяком (мне было уже за двадцать семь), и вместе со своей женой Фаней взял на себя обязанность срочно меня сосватать. Но к их досаде я оказался не из покладистых женихов, и они разочаровались во мне…

В начале мая 1946 года я приехал в Кишинев. Город лежал в сплошных руинах, и было даже трудно себе представить, что на месте, где перед войной стоял цветущий город, как изображали бывшие его жители, лежат горы кирпича и стоят, как бы выстроившись в шеренги, разрушенные стены с зияющими, как открытые раны, окнами.

Во время войны и после нее я видел много разгромленных городов, станций, предприятий, и каждый раз не в состоянии был отделаться от мысли о том, как дико еще человечество, если такая цивилизованная нация, как немцы, может быть настолько варварской. В сравнении с ними наши предки были просто невинными младенцами.

В Министерстве здравоохранения Молдавии работал один мой товарищ, Борис, из Фрунзе, окончивший институт двумя годами раньше меня, и я у него остановился на несколько дней. Борис мне посоветовал из всех мест, в которых мне предложили работать, выбрать Дрокийский район, Сорокского уезда, что недалеко от Бельц. Я послушался, собственно мне было все равно – Молдавия была для меня незнакомой страной и, кто знает, где мне будет лучше или хуже.

В Дрокию я прибыл ночью. Маленькая одноэтажная станция на пути из Кишинева в Черновцы была еле освещена одним единственным фонарем. Вокзал представлял собой комнату с цементным полом и парой скамеек, за суфитом – закопченная керосиновая лампа. Как только поезд отошел, ко мне подошел дежурный и, поднеся к моему лицу свой фонарь «летучую мышь», с удивлением стал рассматривать единственного пассажира, который только что прибыл. Я пытался с ним поговорить, но безуспешно. Он дал мне понять, что не понимает по-русски, однако я почувствовал в его поведении враждебность к непрошеному гостю. Он исчез в двери своей дежурки, и мне ничего не оставалось, как прилечь на узкой, твердой скамье с узлом под головой и дожидаться утра.

О том, чтобы поспать, нечего было и думать. Во-первых, «постель», во-вторых, уж слишком много мыслей теснилось в мозгу. Тут, где я нахожусь сейчас, начинается новый этап в моей жизни, здесь я сделаю первые самостоятельные шаги врача. Что меня тут ожидает? Куда заведет меня этот путь? Во всяком случае, начало его в темной станционной комнате не воодушевляло. Мое настроение было далеко не приподнятое. Но я заметил, что темнота наводит тоску не только физическую, но и психическую. Что ночью рисуется в сплошных черных красках, исчезает с первыми солнечными лучами.