Из пыли времен (СИ)

Чаша взбурлила вновь. Кольца ударили в стенки, вспенились; неразборчивый шепот всколыхнул сумрак зала.

— Здесь наши желания немножко расходятся, — надменно ответствовал Холар. — Зачем быть одним из сильнейших, если можно стать сильнейшим! Я Возрожусь в Дитя Солнца, и Когуар подчинится мне! Я один стану повелевать его Силой! И тогда — этот Мир не единственный, что окажется у моих ног! И ни вы все, ни сам Морет, не сможете мне указывать!

Свечи вспыхнули, пламя неистово взвилось над фитилями, воск брызнул на пол. И грозный рокочущий голос пробился сквозь бурлящий «багрянец»:

— Остерегись, Холар! Ты много на себя берешь! Ты навлечешь гнев Хозяина!

— С Силой Когуара я сам стану Хозяином!

Он небрежно взмахнул рукой, словно отсылая прочь гонца, принесшего дурные вести, и в чаше полыхнуло пламя. Кровь вскипела, свернулась и осела рдяной пылью на золотых стенках. Свечи мгновенно угасли, и зал поглотила тьма.

Резко развернувшись, Холар двинулся прочь от алтаря, и во тьме, только шелест кольчужной вязи хауберка, отмечал его движение.

«Когуар признал ее! Пора занять место!»

Глава 26 7 Эон, 483 Виток, начало Весны

Грязно-серые камни моста поросли мхом, и некогда ровную поверхность покрыли щербины, усеяли беспорядочные узоры трещин. Часть каменных зубцов, что служили ограждением, откололись и лежали здесь же, часть — наверняка, покоились на дне бурлящей Недан, несущей свои воды на северо-восток. Мост выглядел заброшенным и обветшалым, но даже время не смогло разрушить его и обратить в пыль. Он оставался все таким же изящным, величественным и грозным.

С арки над мостом нависал высеченный из черного камня Крылатый Змей. Расправив крылья, он словно бросался на путников, что посмели приблизиться к его владениям. В распахнутой в беззвучном крике пасти скалились острые зубы, что так умело и с такой кропотливостью высек неизвестный камнетес. Змей с хищной яростью следил за подъезжающими. И от непроницаемо-черного взгляда не представлялось возможным укрыться — как ни поворачивай, с какой стороны не подъезжай. На груди, украшенной изогнутыми шипами, топорщились чешуйки, и при каждом шаге путникам казалось, что Змей подрагивает, шевелится, будто живой.

Марен уважительно склонил голову, не сводя глаз со Змея.

— Om natt rugaden, — прошептал Атен, косясь на застывшую на арке фигуру.

Величие каменного исполина пробирало до глубины: юноша говорил едва шевеля губами, словно боясь потревожить это древнее и могучее существо — вдруг да услышит. И Змей, как показалось, чуть дернул и повел крылом — Атен вздрогнул.

Или это очередной шаг коня качнул в седле чуть сильнее?

По коже Смертного пробежали мурашки.

Каменная крошка с шелестом соскользнула с крыльев, несколько камней упали на мост. Атен нервно вскинул голову — пыль «качнулась» в сторону, подхваченная… ветром?.. Юноша не ощутил ни малейшего дуновения! Может там, выше? Но рядом не нашлось ни одного дерева, чтобы проверить. А трава оставалась совершенно недвижимой.

Казалось, даже время в Потерянных землях бежит иначе. Да, и бежит ли вообще?

…После того, как они оставили мост, Атена долго не покидало чувство, что в спину упирается тяжелый бездонный взгляд.

И сейчас, когда приближались первые дома, где когда-то жили Свободные Охотники, а из-за горизонта маячили башни Хемингара, это чувство вернулось.

Кони двигались не спеша. Даже Инесвент не рвался вперед, как делал всю дорогу. В воздухе витал запах запустения, тлена и… крови.

На самом деле воздух оставался свеж и холоден. Но его холод, попадая в легкие, заставлял сердце съежиться. Все тело наполнялось ощущением беды и скорби.

И если то, что рассказал Модбер правда, здесь была бойня. Тела устилали все вокруг. Везде, где сейчас топорщатся стебли травы, земля пропитана кровью мужчин, женщин, детей… Охотников, конечно, но все же…

Обычно не тягостное молчание, стало для Атена гнетущим. Хотелось говорить и говорить, что угодно, лишь бы тишина не закладывала уши. Лишь бы отвлечься от заброшенных домов с проломившимися стропилами и осевшими крышами, большинство из которых дочиста обглодало пламя. Лишь бы темные провалы окон не таращились опустевшими взглядами, не глядели с укором, будто обвиняя в том, что сейчас некому ухаживать за ними.

Атену, почудилось, он слышит предсмертные крики, что безмолвно наполняют все вокруг звенящей тишиной. Будто они пропитали, каждый стебель, каждую ветвь, въелись в стены и остовы домов. Вгрызлись в землю, что медленно проплывала под копытами. Словно сам воздух вобрал в себя всю боль и ужас случившегося…

Но и ветер не смел разогнать скованный воздух, не смел потревожить мертвых, смести пыль своими неосторожными «ладонями». Мир окрест, будто замер в том страшном дне, что минул так давно.

— Я словно слышу, как они кричат… — пробормотал Атен. — Женщины, дети… Сталь гремит повсюду… Тревожные рога… Треск пламени… Оно такое яркое!..