Марен покосился на него. Огляделся — пустые, разрушенные дома. Тропинки к крыльцам поросли травой. От большинства крыш торчат лишь «голые кости» стропил… Так обычно и выглядит опустевшее поселение, где давно не ступала нога живого… Ну, или должно выглядеть: он не бывал ни в одном… Воздух… нет, обычный свежий воздух. Мертвых растащили животные, даже запах крови давно выветрился, смытый временем.
Но в чем-то юноша прав — ощущение, что граница Серых Граней где-то поблизости, не оставляло. Словно сама ткань Мира истончилась настолько, что Бесплотные вот-вот прорвутся…
Атен, повинуясь мимолетному порыву, повернул гнедого на едва заметную тропку. Зеленые стебли сминались под копытами и вновь распрямлялись, лишь только почувствовав свободу. Юноша замедленно озирался по сторонам, с лица не сходило напряжение. Брови сдвинулись, зубы впились в нижнюю губу. Мыслями, судя по отсутствующему затуманенному взгляду, находился далеко…
Остановился у одного из домов. От других его отличала лишь ставня, что держалась на одинокой петле. Она не шевелилась, не скрипела — за годы железо заплыло ржой. Скорее осыплется, чем повернется…
— Такое чувство… — заговорил Атен тихим голосом. — Все кажется… знакомым. Будто… я бывал здесь…
Он глянул на Марена.
— А ты бывал?
— Сколько себя помню, впервые покинул Арнстал.
Юноша тряхнул головой, развернул гнедого и ткнул пятками в бока, переводя его на быструю рысь, желая скорее избавиться от странного наваждения — от этого места веяло смертью, сердце больно щемило. Прохладный воздух подхватил плащ, растрепал волосы, проветривая голову.
Марен бросил подозрительный взгляд на покосившийся дом, на ставню, что висела на одной петле. И ослабил поводья.
Уговаривать Инесвента не пришлось — он рванул за гнедым. Он не мог себе позволить плестись в хвосте — гордость, что текла по жилам вместе с горячей кровью, не допускала этого.
Вороной быстро догнал, клацнул зубами, проносясь рядом, фыркнул и наддал, срываясь в «карьер». Трава замелькала, слилась в сплошное зеленое покрывало, мягко пружинила под копытами. Нестись — легко и приятно. Привычно. Копыта утопали по щетки, брызги росы летели во все стороны. Вот он — его мир: зеленый, стремительный и бескрайний, где он самый быстрый, где нет ему равных! Летит, обгоняя ветер!
…Марен тронул поводья: стены Хемингара величественно возвышались впереди. Серые блоки лежали плотно подогнанные, будто монолит. Даже время почти не оставило следов. Мелкие трещины и выбоины — не в счет. Стены выглядели нерушимыми.
На фоне багровеющих Стальных гор Хемингар впечатлял. Чувство легкого благоговения охватывало при одном только взгляде на эту крепость, такую могучую и древнюю.
Нечто подобное Марен испытал, когда впервые взглянул на Цитадель Мелестан со стороны. И то же чувство возникло у ворот Атеом. Но здесь ощущение проявлялось гораздо острее. Словно сам Хемингар старше, словно эти стены видели самих Богов и стоят здесь с Зари Мира… Может, правда, что Перворожденные нашли Атеом и Мелестан пустыми?.. Но Хемингар даже на фоне Мор де Аесир казался старцем со снежными волосами, подобными Хранителю Немирани. Но, в отличие от Хранителя, он еще не ослеп.
— Как можно было захватить эту крепость? — донеслось сдавленное восхищение Атена.
Огромные створки, распахнутых настежь ворот, вкупе с остриями герс, оскаленными потускневшим металлом, походили на раскрытую пасть огромного Крылатого Змея. Зев портала длинною с десяток шагов утопал во мраке. А на толстых стенах поместился бы не один эттар.
— Внезапность — великое преимущество, — окинув взглядом бойницы, ответил Марен.
И положил ладонь на шею Инесвента, успокаивая.
Конь раздувал ноздри, горячился, рвался вперед, в бой. Как и принц, вороной чуял запах, что слабо сочится окрест. Этот запах Марен чувствовал лишь однажды, но не спутал бы ни с каким другим — запах шерсти, запах Зверя. Слабый, едва ощутимый, но близкий.
Пещера в теле Призрачных гор черной ямой выделялась в сгустившихся сумерках. Зияла, как бездонная пропасть, что лежит за Краем Мира. Будто вела в само Ифре, Мир мертвых, владения Проклятого Бога, откуда живые не возвращаются.
Лита первой ступила в непроглядную тьму. Несколько шагов вглубь — и свет Элеса, что струился в Гольхеймурине серебром, померк окончательно. Глаза подстроились, привыкая к темноте, и та уже не казалась густой, как туман.
Здесь ничего не изменилось с тех пор, как она… как мама бежала с ней на руках, по этому коридору. Те же запахи сырости, прелости и… шерсти. Даже запах крови, казалось, не выветрился окончательно… Или просто проснулась память?
Перед взором девочки замелькали воспоминания того дня. Как Звери рвали женщин и выхватывали из их рук детей. Как те, что не желали такой участи, бросались под палящие лучи — серый пепел взмывал в воздух и грязью оседал на покрытой росой траве… Взгляд мамы… Лазурные глаза, что смотрели с нежностью и надеждой… Касание теплой ладони — Лита невольно потянулась к щеке…