Только что я прочёл в журнале «Telegraph» рецензию на стихотворения барменского миссионера Винклера. Их страшно разносят; приводится масса отрывков, свидетельствующих о подлинно миссионерском вкусе. Если журнал попадёт в Бармен, то репутации Гуцкова, и без того неважной, придёт там конец. Эти отрывки ужасны, отвратительнейшие образы, Поль по сравнению с этим ангел. «Господи Иисусе, исцели кровотечение моих грехов» (намёк на известную историю в евангелии) и т.п. вещи. Я всё более и более отчаиваюсь в Бармене: в литературном отношении это конченный город. То, что там печатается, за исключением проповедей, по меньшей мере, чепуха; религиозные вещи обыкновенно бессмысленны. Недаром называют Бармен и Эльберфельд обскурантистскими и мистическими городами; у Бремена та же репутация, и он имеет большое сходство с ними; филистерство, соединённое с религиозным фанатизмом, к чему в Бремене ещё присоединяется гнусная конституция, препятствуют всякому подъёму духа, и одним из главнейших препятствий является Ф.В. Круммахер. – Бланк страшно жалуется на эльберфельдских пасторов, особенно на Коля и Германа; я хотел бы знать, прав ли он; особенно упрекает он их в сухости; только Круммахер, по его словам, составляет исключение. – Необычайно комично то, что миссионер говорит о любви. Постой, я сейчас сочиню нечто подобное.
нет, не выходит; нельзя пародировать такие вещи, не затрагивая вместе с тем самое святое, за которое этот народ укрывается. Хотел бы я увидеть такой брак, где муж любит не свою жену, но Христа в своей жене; тут сейчас же возникает вопрос: не спит ли он также с Христом в образе своей жены? Где в библии мы найдём подобную бессмыслицу? В «Песне Песней» написано: «Как сладка ты, любовь, в наслаждениях», но теперь, конечно, порицают всякую защиту чувственности, вопреки Давиду, Соломону и бог знает кому. Это меня страшно раздражает. Эти молодцы к тому же хвалятся, будто они обладают истинным учением, и осуждают всякого, который не то, что сомневается в библии, но толкует её иначе, чем они. Чисто они это обделывают. Приди-ка к кому-нибудь из них с тем, что такой-то и такой-то стих вставили позже, – уж они тебе зададут. Густав Шваб – чудеснейший парень на свете, он даже ортодоксален, но мистики не высоко ценят его потому, что он не всегда заводит духовные песни на манер «Ты говоришь, я христианин», и потому, что в одном стихотворении он намекает на возможность примирения между рационалистами и мистиками. Прежде всего, религиозной поэзии приходит конец, пока не явится некто, кто даст ей новый подъём. У католиков, как и у протестантов, продолжается старая рутина: католики сочиняют гимны Марии, протестанты распевают старые песни, полные самых прозаических выражений. Какие гнусные абстракции: освящение, обращение, оправдание и бог знает что ещё за loci communes[109]
и избитые риторические обороты! С досады на теперешнюю религиозную поэзию, т.е. из чувства благочестия, берёт чертовская злость. Неужели наше время так мерзко, что не найдётся человека, который мог бы проложить новые пути для религиозной поэзии? Впрочем, я думаю, что для этого самый подходящий способ тот, который я применил в «Буре» и «Флориде», о коих я прошу подробнейших рецензий под угрозой отказа в присылке новых стихотворений. Непростительно, что Вурм задержал письма.Твой
Энгельс – Ф. Греберу
Бремен, 8 – 9 апреля 1839 г.
8 (nisi erro[110]
) апреля 1839 г. Дражайший Фриц!Ты, вероятно, думаешь, что это письмо тебя очень позабавит – нет, меньше всего! Ты, – ты, который меня огорчил, разозлил, взбесил не только своим долгим молчанием, но и осквернением самых священных тайн, когда-либо сокрытых от человеческого гения, осквернением видений, ты должен понести особое наказание: погибнуть от скуки при чтении – чего? Сочинения. На какую тему? Всё на ту же избитую тему: литература современности.