Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга

Следы древнего Тира, или Сура, столицы Финикийского государства, ныне едва сохранились в немногих развалинах, весьма худо сбереженных, что, впрочем, неудивительно, ибо старинный город был разорен еще за 500 лет до Р. X. Теперешний Тир совершенно незначителен, ничтожного объема, нечист и некрасив. Гавань его открыта, следовательно, неудобна, хотя, впрочем, не так опасна, как подступ к берегу Яффы. Дома снаружи весьма просты и без архитектурной правильности и роскошных затей; внутри же многие весьма удобны, или, лучше сказать, уютно отделаны и красиво убраны. Весьма мило живет старшая дочь нашего хозяина – хорошенькая, веселая женщина, в цвете свежей молодости и красоты, наслаждающаяся супружеским счастьем. Хозяин сам повел меня к ней; мы застали ее дома, когда она предавалась послеобеденному кейфу. Предупрежденная о посещении иностранцев, она, из свойственного не одним восточным женщинам самолюбия и естественного желания нравиться, облеклась в лучшие свои наряды, убрала приемную комнату роскошными коврами и множеством цветов и дополнила роскошь этого приема милой наружностью хорошенькой и резвой кокетки. Гостиная эта была без столов и стульев; на полу разостланы пестрые ковры с мягкими подушками; посреди комнаты стояли везде вазы и корзины с благовонными и яркими цветами и большие блюда со спелыми, сочными плодами. Между этими богатствами природы возвышались хрустальные кальяны в блестящих серебряных оправах, с гибкими шелковыми чубуками; золотые и эмалевые чашечки окружали золотой кофейник, из которого струился легкий пар любимого напитка, приготовленного для гостей как первое необходимое приветствие. Муж молодой хозяйки, будучи народным врачом, был в разъездах по своим больным; молодая жена его одна нас принимала; темно-каштановый шелк ее обильных волос, заплетенных в широкие косы, скользнув вдоль нежного румянца лица, упадал расплетенными кольцами на раскрытые груди; ярко-пунцовые шальвары служили ей исподним платьем, и парчовый гладкий камзол с полукороткими рукавами обхватывал верхнюю часть стана; широкий шалевый пояс, обнимая сзади талию, спускался по бедрам на перед, а пышный, свежий розан украшал узел соединенных концов пояса. Ожерелья из бус и золотых монет горели на белоснежных персях красавицы. Два большие образа висели у нее на шее. Голова была убрана шитой шапочкой, наподобие греческой фески. Красавица ожидала нас лежа на ковре и освежаясь гибким пальмовым опахалом. Между ярко алых губ ее полураспустившаяся лилия колыхалась на своем светлозеленом гибком стебельке, которым играли два ряда жемчужин. Пестрые туфли, шитые золотом, с яркими шелковыми кисточками, лежали возле без употребления. Голые ножки играли разбросанными на ковре цветами, как бы вызывая их на состязание в свежести и красоте. Когда мы вошли, молодая женщина, несколько приподнявшись, приветствовала нас рукой и наклонением головы. Разговор наш не мог быть очень оживлен: она говорила лишь по-арабски, и переводчиком служил ее отец, который едва нас понимал, а еще менее давал возможность понимать себя. Я запомнил только из нашей пустой болтовни совет, данный мне молодой женщиной, – избрать себе невесту в Тире!

– Вернее и любезнее жены вы нигде не сыщите, – говорила она. – Вспомните мое слово.

Старик с гордостью и самодовольным видом восхищался своей дочерью, но, переходя от этого восхищения к другим мыслям, он счел приличным сократить свидание ее с иностранцами. Выходя из дому, мы встретили возвращавшегося домой врача, хозяина дома и мужа этой женщины. Подскакав к нам на сером, богато убранном коне, он ловко соскочил с лошади и пробормотал свое арабское приветствие; белая как снег чалма окружала смуглое лицо его, черные усы и брови давали его чертам суровое и воинственное выражение; он просил нас не осудить за беззатейный прием и с глубоким уважением поклонился своему почтенному тестю.

Возвращаясь домой, мы ехали по другой дороге, где поразила меня красота деревьев в некоторых садах, особенно же пышные гранатовые и финиковые деревья, кусты перечного дерева, алоэ, сахарные тростники и густые виноградные ветви; последние служат большей частью убранством для дворов и террас. Мы посетили также развалины старинной церкви, остаток первых времен христианства.

В Тире пробыли мы два дня, ожидая благоприятной погоды для продолжения нашего морского путешествия в Яффу. Перед закатом солнца я делал продолжительные прогулки в окрестностях города. Пейзаж, в котором везде вы находите богатую зелень и соседство моря, очарователен. Воздух был прекрасный, и на наше несчастье, после разразившейся грозы, которая загнала нас в Тир, наступило опять томительное безветрие, не позволявшее нам отплыть от берегов.