Из рода Свирх. Дикарка (СИ)

Я сглотнула возникший в горле комок.

— Но будь осторожна: если у них окажется мать-донхатка, тебе эта ложь боком выйдет, — сказала целительница.

— Ыуыы ать аэаы? — промычала я, не в силах сдержать вопрос.

Наади поняла, что я спрашиваю, кто такая мать-донхатка.

— Это специальная женщина, которая проверяет девушек на девственность. За нетронутых на рынке дают цену в два раза больше, велик соблазн выдать тронутую за девственницу. Для этого перед днём торгов мать-донхатка всех осматривает. К тому же, некоторые недоверчивые покупатели приходят на рынок со своими донхатками. Однако до рынка ещё нужно добраться, а в пути такая ложь позволит тебе сохранить себя.

Я смотрела на неё во все глаза, не понимая, как она вообще могла завести подобный разговор?! Ведь нам в зуб потому и заложили зёрнышко яхменя, чтобы мы не попали в рабство! Если всё пойдёт совсем плохо и нас захватят в плен, нужно раскусить его и отправиться в Небесный лес. Я хотела сказать об этом Наади, но пока не застыл сок тиссарди — не могла. Только прожигала её взглядом.

Целительница печально усмехнулась:

— Хотя я и выполняю указание Главы, но не разделяю его взгляд на пленение, — она украдкой взглянула на дверь. — Я считаю, что жизнь человека — это самая главная ценность. Всё можно пережить: рабство, унижения. Но пока жива, всегда есть надежда на спасение. Так что, не спеши раскусывать семя, борись и надейся, надейся и борись. Небесный Лес всегда примет тебя под свои кроны, не нужно туда торопиться. Помни, под Валлах Одо и Голубым Окхари уже никогда не появится вторая такая же Маара. Поэтому цепляйся за жизнь так сильно, как только можешь, девочка.

От её слов у меня в голове всё перемешалось. То, что она говорила, было так не похоже на речи о чести рода. Пожалуй, если Глава узнает, какие Наади даёт советы, он лишит её звания Главной Целительницы. Вот только он не узнает — уж точно не от меня.

Теперь я нет нет, да ловила себя на мысли: сказала ли тоже самое Наади Ирэене и Фрииде? Как знать, как знать...

На следующий день мы, наконец, миновали Малую степь. Нападения разбойников, которого все опасались, не случилось. Видимо наш немногочисленный, но вооружённый до зубов отряд не вызывал желания с ним связываться, хотя разбойникам и было чем поживиться: мы везли большой деревянный короб до верху наполненный шкурками красноголовых куниц и серебристых белок. Говорили, дамы и кавалеры империи Тарганен очень любят носить плащи, подбитые мехом этих зверьков. А те, кто побогаче, могли даже шубу себе позволить.

За Малой степью нам пришлось сделать довольно большой крюк, огибая границу Пожарища. Само оно протянулось далеко на запад, мы же огибали самый краешек, но мне и этого хватило. Страшное то было зрелище: обугленная земля, пласты которой наползали друг на друга, словно чёрные льдины, а в трещинах текли огненные реки. Земля источала жуткое зловоние горелого мяса, как будто в её недрах до сих пор корчились в муках наши предки. Несколько раз мы видели людей Пожарища — их костлявые, одетые в лохмотья фигуры появлялись вдалеке и замирали; приблизиться они не решались. Хотя нас разделяло большое расстояние, я физически ощущала жадные взгляды, которыми они провожали наш небольшой караван. Сразу вспомнились рассказы о том, что им отдают на съедение приговорённых к смерти преступников. Со смертников же люди Пожарища, наверняка, снимали одежду и обувь. От всего этого меня мутило так сильно, что я опасалась извергнуть съеденный обед. Немного помогало правильное дыхание и молитва духам Леса. Сжав потными пальцами поводья, я просила духов дать мне силы проехать мимо этих жутких мест, о которых забыло само Время, и не опозориться перед товарищами. Но, к счастью, всё рано или поздно заканчивается. Вот и Пожарище осталось позади, а хабарги бодро застучали копытами по затвердевшей без дождей дороге — впереди уже виднелись стены какого-то города.

Я повернула голову к ехавшему слева Тооли, который уже бывал в Тарганен по торговым делам и, чуть робея, спросила:

— Это и есть Тарганен?

— Будра, столица её, — откликнулся он, не поворачивая ко мне головы.

Я бы поспрашивала ещё, но не решилась. Почему-то Тооли всегда вызывал у меня неуверенность, даже перед Наставником я терялась не так сильно, как перед ним. Тооли было за тридцать, жил он бобылём на краю села, но дом имел крепкий и держал в чистоте. Злые языки говорили, что к нему похаживает Наади, когда муж на охоте, однако в лицо ни ей, ни Тооли никто высказать это не решался. Очень уж лицо у Тооли было неприветливое — как глянет, морозец по хребту вниз сбегает. А когда спит, лицо самое обыкновенное — круглое, широкоскулое, даже добродушное: с толстыми губами и широкими светлыми бровями. Ещё он носил бороду, заплетённую в две косы, а русые волосы завязывал в тугой пучок на затылке. Я на привале неподалёку от него лежала, так от нечего делать всё всматривалась в него и гадала, полюбовник он Наади или нет. Так и уснула, ничего определённого не надумав.