Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Говорили, что стражники на минутку отлучились, а когда вернулись, Ли Лисань был уже мертв, склонившись над столом с бумагами, в руке у него дымилась еще не потухшая сигарета. Но ведь известно, что снотворное не действует так быстро, – или это было что-то другое? По другой версии, обнаружив, что с узником творится что-то неладное, его повезли в больницу, но по дороге, уже в машине, он скончался. И опять же здесь многое не сходится. Во-первых, по времени: он был привезен в Пекинскую больницу с явной задержкой. Во-вторых, в медицинском заключении о смерти многое было указано неточно. Например, рост 163 сантиметра – это на пятнадцать сантиметров меньше реального роста Ли Лисаня. На посмертной фотографии лицо его предстало настолько искаженным, что мои дочери, увидев это фото в орготделе ЦК, не осмелились показать его мне.

В орготделе нам передали предсмертную записку, написанную большими дрожащими иероглифами, отличающимися от нормального почерка Ли Лисаня:

«Дорогой Председатель Мао!

Я встаю на путь самоубийства – измены партии, но у меня нет иного способа обелить себя от обвинений в преступлениях. Только одно (хочу сказать): ни я, ни моя семья не совершали никаких преступлений, связанных с незаконными контактами с заграницей. Только в этом отношении прошу ЦК провести доскональную проверку и расследование и вынести отвечающее фактам решение.

У меня есть еще одно письмо к Вам, оно спрятано под простыней. Я его не дописал, прошу отыскать и передать Вам на прочтение.

С революционным приветом! Ли Лисань».

Как только смерть Ли Лисаня была установлена, доложили о случившемся Чжоу Эньлаю. Не знаю, кто и как распорядился, но все дальнейшее проходило в строжайшем секрете. И хотя, помимо меня и дочек, сразу же взятых под арест, оставались родственники даже в самом Пекине, никого из них о смерти Ли Лисаня не известили. Он был кремирован под именем «самоубийцы Ли Мина», и прах тут же передан как «невостребованный» для безымянного захоронения в общей могиле где-то в восточном пригороде города.

Сколько я с дочерьми ни просила отыскать прах мужа для достойного захоронения, ответ был один: «Мы старались, но безрезультатно. Вы поймите, в таких глубоких захоронениях ничего не найдешь».

Дочерям позволили познакомиться с некоторыми свидетельскими показаниями из архива орготдела ЦК. Выяснилось, что в 1970 году по указанию Чжоу Эньлая проводилось расследование обстоятельств смерти Ли Лисаня, которые уже тогда выглядели «загадочными».

В одном из этих показаний некто Ван Яогуан признавался, что в 1967 году он вместе с двумя другими сотрудниками органов по указанию Главного управления общественной безопасности Тяньцзиня был командирован в Пекин и занимался делом Ли Лисаня. По его словам, где-то в июне 1967 года на совместном совещании с представителями хунвейбинских организаций и цзаофаней Северного бюро ЦК был поднят вопрос о том, что одна из организаций Тяньцзиня намеревается «выкрасть» Ли Лисаня. Стали обсуждать, где бы его спрятать. Сотрудники Северного бюро предлагали укрыть в больничном стационаре (если бы это предложение было принято, то это могло бы спасти жизнь мужу). Но Ван Яогуан выдвинул контрпредложение: вывезти Ли Лисаня на частную квартиру к своему прежнему начальнику.

Зять владельца квартиры описал появление Ван Яогуана «с каким-то стариком». «Это Ли Лисань. Мы собираемся переправить его в Тяньцзинь на митинг борьбы, а пока у вас перекантуемся пару дней, – пояснил Ван. – Мы его забрали из дома с разрешения Комитета по делам культурной революции». Владельцев квартиры, видимо, беспокоило, как бы их не обвинили в противозаконных действиях, поэтому, когда сразу после гибели Ли Лисаня к ним явились сотрудники Северного бюро, зять спросил: «А что это было – несанкционированное содержание под стражей?» Хозяев поспешили успокоить: «Не волнуйтесь, все делалось с одобрения Комитета по делам культурной революции».