Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Я вспомнила эти слова, когда в первый раз попала на его родину, на открытие дома-музея Ли Лисаня. Да, хунаньские пейзажи действительно красивы. Но Ли Мину они казались особенными еще и потому, что в этих краях прошли его детство и юность. А это запечатлевается в памяти на всю жизнь, и привязанность к родным местам особенно обостряется на чужбине.

В санатории отдыхали старые большевики, в основном пожилые люди. Мы с Ли Мином оказались самыми молодыми, и весь санаторный персонал называл нас «наши дети». Ли Мин был худощавый и стройный, очень моложавый на вид, а я была вовсе юной и очень худенькой. Не найдя у нас других болезней, врач сказал, что мне полагается поправиться на семь килограмм, а Ли Мину – аж на целых шестнадцать! По утрам сестра-хозяйка в белом халате подходила к нашему столику в уютной санаторской столовой, справлялась, чего бы нам хотелось покушать, и уговаривала нас есть побольше. Сидевшие за соседним столиком толстяки, страдавшие ожирением, бросали на нас завистливые взгляды. Нам разрешалось есть любые блюда: бифштексы, свиные отбивные – в то время как их держали на строгой диете, подавали морковные и капустные котлетки, которые им в горло уже не лезли. Зато по вечерам эти «страдальцы» брали реванш: потихоньку отправлялись в ресторан «Ривьера» и там отводили душу.

В жизни я не питалась так хорошо, как тогда в санатории. При скромном бюджете в нашей семье всегда довольствовались малым, хотя это и восполнялось тем, что мама хорошо готовила. Меня же кулинарное искусство вообще не интересовало – время было не такое, чтобы этим увлекаться. Занятие домашним хозяйством не пользовалось почетом среди молодежи, считалось чуть ли не мещанским предрассудком, буржуазным пережитком. Девушки в свободное время больше занимались общественными делами, а не стояли на кухне. Вся тяжесть домашних дел, естественно, перекладывалась на плечи матерей. Что поделаешь, молодость всегда эгоистична. В «Люксе» мне нравилось то, что гостиничное обслуживание освобождало от многих забот – уборки, стирки белья, готовки. Обычно мы с Ли Мином ходили в гостиничную столовую, где все было недорого. А продукты к завтраку покупали рядом, в Елисеевском гастрономе – единственном приличном магазине, где что-то можно было купить. Люди съезжались туда со всей Москвы, народу толпилось – не протолкнешься! Если Ли Мину приходила в голову мысль угостить коллег по-китайски, то он сам закупал продукты и становился к плите, а я выступала в роли поваренка. Как-то раз он купил на рынке большую охапку сельдерея, чтобы пожарить на китайский манер, так к нему в трамвае без конца приставали: зачем да почему, и что он будет с этой охапкой делать? А меня удивляло, что, непритязательный в еде, он мог выкинуть деньги на кило мандаринов – очень редких и дорогих фруктов по тем временам.

– Лизочка, у нас в Хунани мандарины возле каждого дома растут, – объяснял он мне.

В жизни каждой супружеской четы возникают размолвки, особенно в первое время совместной жизни. В санатории я сделала не очень приятное открытие: Ли Мин оказался страшно ревнив, и часто без всякого повода. Он старался не отпускать меня ни на шаг. А мне было чуть больше двадцати лет, и я с упоением танцевала на санаторных вечерах. Не танцующему Ли Мину это не нравилось, но отказывать себе в удовольствии я не хотела. Подумаешь, беспочвенная ревность! Ведь партнерами моими были одни седовласые старики. Сердитый, надутый, Ли Мин в пику мне стал проводить вечера за игрой в бильярд. К счастью, назревавший конфликт благополучно разрешился: в санатории открылись курсы танцев под руководством заезжего танцмейстера-профессионала, и мы записались вместе. Я сообщала маме в письме:

«Вчера после обеда во время мертвого часа Ли Мин все боялся проспать урок танцев. Я над ним смеюсь, что он на заседание так не торопится, как сюда».

Не скажу, чтобы муж был способным учеником – видимо, мешало полное отсутствие музыкального слуха (отсюда и равнодушие к музыке), но все же он усердно занимался и овладел с грехом пополам элементарными движениями бальных танцев. Впоследствии в Пекине он не пропускал случая потанцевать вплоть до самой «культурной революции», а я уже охладела к подобному времяпрепровождению и спокойно отпускала на танцы его одного.