Из сборника "Рассказы о путешествиях"

Как далее сообщил нам бывший Моше Штайн, с того дня, как пышная австрийская феодальная монархия превратилась в умеренную демократическую республику, жители страны начали испытывать беспокойную тоску по звонким титулам ушедшего времени.

— Здесь, например, письмоносцы не почтальоны, а старшие почтовые служащие, — просвещал нас коммерческий советник-профессор-доктор. — Не официанты, а шефы. Не служащие, а канцелярские советники. И каждый добавляет к своему титулу еще доктора или профессора.

— А где получают эти титулы?

— Есть разные источники. С самого начала профессорский титул был арендован президентом страны по рекомендации не то государственной коллегии, не то одной из двух коалиционных партий. Позднее докторат был взят бургомистрами крупных городов на основании собственных решений. А сейчас на Каринтийской улице[4] есть книжный магазин, где без особого труда можно приобрести титул приват-консульта по литературе.

— Но этот титул не имеет никакого смысла, даже если кто-то его и носит! Разве вам это непонятно, сударь?

— В этом вы не совсем уж и не правы. Тем не менее, я прошу вас величать меня профессорским титулом.

Располагаясь в отеле, я заполнил карточку гостя. Исполняющий обязанности управляющего советника по вопросам отеля, называемый в некоторых отсталых странах "портье", взял мой формуляр в руки, скользнул по мне укоризненным взглядом и дописал перед моим именем "Профессор". После этого он столь же заботливо, сколь и галантно поцеловал протянутую руку моей супруги и указал нам на лифт.

— Пардон, ваше превосходительство — на какой этаж изволите? — спросил лифтер.

— На третий, профессор.

Мы уже считали, что все в ажуре, но чуть позже я допустил крупную ошибку. Когда мы снова появились в холле, нам попался навстречу еще один из членов комитета по встрече:

— Позвольте мне, профессор, познакомить вас с председателем моего личного секретариата, — сказал я, указывая на свою супругу.

К моему удивлению, упомянутый господин ограничился одним лишь беглым целованием руки, после чего отвернулся, заметно разгневанный.

Приемный советник Штайн, видевший эту сценку, поспешил к нам:

— Уж не обратились ли вы к этому господину с титулом профессор?

— Да.

— Б-же мой! Вы же его смертельно оскорбили.

— Но чем?

— Поскольку он и в самом деле профессор…

Очевидно, мы слишком быстро решили, что освоились с австрийскими порядками и даже не подумали о том, что тут где-то еще могли быть люди, которые преподавали в университете и действительно являлись профессорами.

— Но как же я должен был его величать? — робко поинтересовался я.

— По меньшей мере, надворный советник, профессор университета, приват-доцент доктор-доктор. Это абсолютный минимум.

Я немедленно поспешил к столь тяжело раненому мною с поклоном:

— Высокочтимый господин надворный советник, профессор университета, приват-доцент доктор-доктор — как ваши дела?

— В порядке, — кивнул упомянутый, и его голос заметно потеплел. — Спасибо, профессор. Вы, очевидно, только недавно сюда прибыли, а?

— Вы совершенно правы, господин надворный советник, профессор университета, приват-доцент доктор-доктор…

Наконец-то я избрал правильный тон. Это было несколько утомительно, однако, не без пользы, и я начал понимать, почему сейчас так много австрийцев чувствуют себя счастливее, чем перед войной. Через два дня я поймал себя на чувстве неприязни к людям, пропускавшим мои титулы доктора или профессора. Каждому свое, если позволите. Моя супруга, самая лучшая из всех жен, также ввела себе в привычку, всякий раз, когда речь шла обо мне, вплетать ненавязчиво "мой муж, старший литературный советник". Я же за это называл ее "доктор музыкологии" (играет же она немного на фортепьяно).

В титулах есть еще нечто такое, что невозможно отрицать. Сидишь, например, в холле отеля, видишь некоего юного профессора в униформе мальчика-лифтера с визиткой в петлице и слышишь, как он зовет:

"Профессора доктора Кишона к телефону, пожалуйста!".

Против такого и возразить нечего.

Можно позволить ему многократно пробежать по всему отелю и порадоваться этим выкрикам. А если есть настроение, можно и самому себя позвать подобными выкриками. Ничего удивительного, что у нас буквально разрывалось сердце, когда настал час нашего расставания со столицей Республики Австрия.

— Профессор, — обратилась ко мне жена, когда мы садились в самолет авиакомпании Эль-Аль, — как здесь было чудесно.

— Просто здорово, госпожа доктор, — сказал я, целуя ее руку. — Целую ручку.

Над Средиземным морем впал я в глубокий левантийский сон. Мне снилась сиятельная фигура кайзера Франца-Иосиф Первого в сверкающей, увешанной орденами униформе.

— Ваше величество, — трепеща, промямлил я. — Имперско-королевско-апостолическое величество… Всемилостивейший господин…

— Оставь эту белиберду, — прервал меня помазанник. — Зови меня просто Франци.

Пальтовые ведьмы