Из серии «Зеркала». Книга 2. Основание

«Деточка, не стоит думать, что в твоем возрасте ты заведешь семью. Уродец. Вторых шансов не бывает».

Джиа привычно протянул руку за зажигалкой, чиркнул за километр от сигареты: имитация курения — и никакого дыма в доме.

Кардон поставил ему в вину даже эту маленькую привычку.

— Вода. Последние несколько месяцев я пил только воду. Остальное… Лишь плод твоего воображения…»

— Ты мне врал!..

— Чтоб тебя…

Он неудачно переместился в кресле, и ногу свела судорога.

— А жизнь идет, брат, и ей плевать на твои ориентиры. Интересно, кто это там застрял в утилизаторе, неужели так трудно нажать на кнопку. Слушай, давай договоримся, что ты не будешь больше…

Есть люди, предназначенные и не предназначенные для лжи. Кардон был из первых. Иначе он не мог принять правильное решение.

«А какое решение ты считаешь правильным? И у кого из вас двоих комплекс бога?»

Джиа вздохнул. Остен с матерью воспитали из Кардона мечтателя, а мечтателей надо защищать, чтобы они могли творить. А еще мечтателям не стоит жить рядом с циниками. Иначе кто же будет воплощать эти прекрасные мечты в реальность.

Джиа хотел бы хоть пару лет пожить в таком прекрасном, дивном мире…

Шаг двадцатый

57

(он вернулся). Кардон хотел бы написать, что он вернулся.

— Я знаю, что тебе было трудно.

— Это было ужасно… Иногда близкие — это то, что разбивает сердце…

«Интересно, что знали двойняшки о его настоящем отце?».

Кардон всегда боялся спросить. Ему было тяжело с ними, хотя в глубине души он понимал, что у них общая мать.

«Сделай то, что нужно».

Когда он был жив и они разговаривали, Джиа признался ему:

— Я игрок, братишка. Профессиональный игрок. Немного телекинеза, немного чтения мыслей, немного будущего. Удача. Ничего выдающегося. И еще я пью. И не люблю людей. Но я всегда ладил с ними. Почти со всеми. Для игры достаточно….

Кардон опешил.

— Почему ты не рассказывал?

— Это грязный мир. Ты уверен, что расслышал меня до конца?

— Значит, я никогда не мог тебя обмануть? — внезапно понял Кардон.

«Игра… Немного чтения мыслей».

— Да, я всегда знал, о чем ты думаешь. И сейчас.

— Ты доволен?

— Мы разговариваем.

Джиа послушно согласился с невысказанным вслух оскорблением и затянулся холостой сигаретой.

— Пошел ты.

58

Кардон бесился, глядя как невозмутимо Джиа курит — нет, в очередной раз ДЕЛАЕТ ВИД, что курит! А сам ведет здоровый образ жизни — медстраховка так дорога в наше время! — Расчетливый ублюдок.

Джиа молча наблюдал за тем, как Кардон складывает свои вещи.

— Я видел это с самого начала, — сказал он на прощание брату. — Но не знал, страх это или будущее. Я ведь не прорицатель. А теперь знаю.

Кардон стоял лицом к шкафу, спиной к брату и не видел, как Джиа тяжело опустил плечи.

— Все собрал? Ничего не оставил? Так вали отсюда. Иди на все четыре стороны.

— Налей мне… воды. На прощание. Как брат брату, — окликнул Джиа его на прощание.

Кардон не решился отказать. Холодный стакан громко звякнул о стол.

— Ладно, — непривычно тихо попрощался брат. — Спасибо. Извини, если что-то было не так…

59

— Я скучаю, — признался как-то Кардон Остену. — Я должен был догадаться. Перед уходом он сказал мне, что потерял чувство жизни… Настоящего… Он хотел, чтобы я ушел.

— Но ведь ты и ушел…

— Знаешь, я думаю, что поспешил с генами. И Лея куда-то запропастилась. Может быть, если бы я постарался, я бы услышал…

— Всем не поможешь, сынок…

Остен тактично не показывал Кардону свою новую жену. А еще перед тем, как позвать сына, он заказал генеральную уборку в номере Джиа. «Меланхолия может быть заразна», — говорил ему его несостоявшийся пасынок. Во многом он уже оказался прав, и Остен решил, что рисковать не стоит. Пусть все идет своим чередом. Кардон в полной мере испытал на себе оба мира — и теперь имел полное право выбирать сам, КЕМ жить. Таков был план Джиа. Возможно, если он не будет мешать, ему все же удастся выполнить обещание…

60

Расчет Джиа был прост: ни у Кардона, ни у Остена не хватит проницательности догадаться, что он выбрал сторону отца. Пусть верят в свою свободу. Но брата людям он не отдаст. Больше никакого из родных. Пусть молодой, пусть не совсем настоящий — в смысле природный, естественный — но его род тоже имел право на продолжение. В конце концов, а судьи кто?..

Лицо подставлял ветру,

По долгому пути моей надежды