Из серии «Зеркала». Книга 2. Основание

— Вашим лабораторным крысам, — как ни в чем не бывало объяснил Гарди. — А что? Лежат себе, спят, ничего не делают. Ну пару раз в день бегают по лабиринту или тонут в бассейне с водой. Но ведь ради такого дела можно ведь и потерпеть, не правда ли?..

— В этом отношении мы все крысы, Гарди.

— А я что говорю.

Вырванное нехотя согласие оставило у Тома неприятное ощущение. Он не хотел соглашаться, не хотел ставить вопрос так, безапелляционно. «Я не знаю, в чем смысл заключен бытия?» — такой ответ ему подходил более, но Гарди сумел испортить и эту строчку: «Но я знаю другое: И воздушная в небе струя бывает в неволе…».

Для Тома было настоящим шоком услышать стихи от такого парня. Он никогда не думал, что Гарди способен на такое. Нет, не читать — цитировать по памяти.

— Свободный перефраз, док. Не ожидали? Я вообще неплохо рифмую. Я, знаете, большой мастер рифмовать.

— Это же был ты.

— О чем вы?

Они отлично поняли друг друга. Автор письма и источник утечки. И этого парня он должен был выдать Атону. Интересно, что тот будет делать.

— Убьет, вот и все. Не такой уж я незаменимый. У него теперь есть вы.

— А? Что?

— Спокойнее, док. Ваши мысли читаются у вас на лице. Спокойнее. Делайте, что должны и ни о чем не беспокойтесь, я РАЗРЕШАЮ.

Поганец выделил последнее слово голосом. И потом перед самым концом, перед тем, как Тому надо было идти на доклад к шефу, вслед, словно удар исподтишка, добавил последнюю каплю яда: «Знаешь, в чем заключается правда, док? Тебе никого из нас не надо было спасать. Только себя».

Девятнадцатое

«Рэй — Гарди — он», — Том привычно прокрутил мишень, расставляя по местам людей. Почему он попал в этот треугольник? С Рэем было все понятно — алкоголик на фоне остаточной органической патологии и смерти жены. Гарди? Самоубийца. Трудное детство. Но ты сам? «Твое детство было не легче», — подкинуло версию подсознание. Но не так и не в том. И он в отличие от тех двоих понимал, ЧТО делает, сознательно шел на преступление, хотя мог уклониться, хотел и стремился довести дело до конца.

«Все еще надеешься на прощение, доктор?».

«Нет».

«Точно. Ведь твой отец почти ушел к твоему брату. Еще бы чуть-чуть. Если бы не эта лишняя доза, то все. Зов крови и романтика брошенного ребенка сыграли бы свое дело».

«Но я уладил вопрос».

«Это точно. То-то ты так замечательно общаешься со своей семьей».

«Моя мать мертва».

Он вздрогнул, очнувшись от пронзительного звонка в дверь.

— Том Рандер? Вам срочное сообщение.

Конверт. «Многоуважаемый сэр, с прискорбием сообщаем вам о смерти мистера Томаса-старшего, вашего отца. В связи с обстоятельствами его смерти, просим срочно принять решение о характере его похорон».

— И все-таки ты сделал это, — невольно прошептал он вслух.

— Извините, сэр. Вы что-то сказали?

— Ничего. Спасибо.

Он закрыл дверь, тщательно проверил замки.

«Но не из-за тебя», — бился о выстроенную стену самообороны внутренний голос.

«Тем больнее. Так можно было бы сказать, что хоть что-то контролируешь».

«Ну извини, малыш. Не в это раз. В этот раз все обойдется без тебя. Пьеса закончена. Аплодисменты. Занавес. Послепремьерная афиша».

И вдруг Том понял с совершенной ясностью и острым привкусом нахлынувшей горечи, что отныне вспоминать будет он один.

Он рванул воротничок халата. Гарди, ему нужно было предупредить Гарди или даже принять удар на себя. Подскочив к столу, он схватил бумагу, сел писать письмо, но бросил на полстрочки. Поздно, никто не поверит ему. Убедительные доказательства. ОН САМ привел неопровержимые доказательства виновности парня Атону, наглядно показал, как племянник подставлял под подозрение Рэя, как пытался замести следы.

«Еще один. Этого ты, по крайней мере, проконтролировал до конца».

Резким замахом руки Том сбросил со стола все бумаги, мешавшие ему думать. Сегодня он хотел отвечать перед самим собой. Хотел. Ключевое слово. Как краешек письма, вспоротый бритвой, оно прорезалось сквозь забвение и боль, желание помнить и желание забыть, подавить то, что не должно было прорастать в жизнь.

«Ты уж определись, док, в какую сторону плыть, а то прибьет не к тому берегу».

«Хочу».

«Точно?»

«Да».

Несмотря на страх и сомнения, он хотел первым озвучить ответ на поставленный вопрос.

Двадцатое