Из серии «Зеркала». Книга 3. И посадил он дерево, или Век Астреи

Он спорил с Лилу, говорил о ее излишней демонстративности, о роли жертвы, которые некоторые люди занимают нарочно, потому что так выгодно.

«Такое бывает, — соглашалась она. — А как понять, что есть истинное в человеке?»

«Есть же общечеловеческие ценности, и потом, человек может перенести многое, я бы сказал все, кроме смерти, но и ее он переносит».

«Не твои слова».

«Но ведь точны».

Сейчас он многое бы отдал, чтобы узнать, каково оно было, Ее горе. Ему казалось, что здесь и кроется причина его одиночества, его неприкаености. Он бросил, предал ее тогда. А она просила о помощи. Как могла. Как позволяла гордость. Она вель была гордой, его Лилу.

«Мы только выпускаем чудовищ наружу. А дальше они живут сами по себе. Я не готова отвечать за тебя. Я больше не выдержу».

Он возражал, что и не придется, что это обыденный процесс, что они равны.

«Я ведь у тебя первая такая, да? — усмехалась Лилу. — Нас, таких, много. Нагадим — и в кусты».

«Нельзя так говорить о себе. Это унижает», — пытался ободрить он ее, как мог.

«А наши отношения облагораживают? Тебе во мне и нравится только дух непокорства. СМИРЮСЬ — И ВСЕ КОНЧЕНО».

Он так и не смог подобрать нужные ей слова. Пытался возражать, спорить, убеждать, но она лишь на время снисходила до его доводов, чтобы потом уйти навсегда.

«Тебе легче так думать? И ладно».

Он бесился и кричал, что ему не понять женщин. Однажды он чуть было не ударил ее, так разозлился. Ее слова, взгляд, манеры все обесценивать сложились в один жесткий удар, на который хотелось ответить по-мужски.

«А что для тебя ценно по-настоящему?» — спросил он зло, в упор, с наскоком, готовя стремительную атаку.

«Ты, семья», — как-то на удивление спокойно ответили она.

«Скромничаешь? И ради нас ты готова пожертвовать своими принципами?»

«Если будет это МЫ… Это сложный вопрос».

«Слова, слова, слова».

«Ты думаешь? Значит, я сильно в тебе ошиблась».

Одно слово — стерва. Прав был брат, взбалмошная стерва, но ведь умела так зацепить, из ничего, из погоды разговор на такое вывести, что нельзя было оставаться равнодушным.

«Из слов складываются молитвы и проклятия», — любила повторять Она.

«И пустые тексты», — добавлял он.

«И пустые обещания».

Лилу всегда ставила свою точку в разговоре.

2

Утром, после того, как он забрал Зойку из аэропорта, они заехали в школу, надо было померить дверь. Родительский комитет хотел поставить новую, с рабочим замком и табличкой, чтобы дети сразу видели, с чего начинается класс и что о своей территории нужно заботиться.

«Горшки еще надо купить», — заметила Зоя, когда они сели в машину.

«Какие горшки?»

«Цветочные. Учительница попросила».

«А они-то тут причем? — не удержался он от замечаний. — Давай ей еще путевку на Землю купим, чего мелочиться! Итак оставили черт знает сколько денег за троих. Сначала в детском саду, теперь в школе, скоро в академии».

«Это для наших детей, — настояла на своем Зоя. — Или ты хочешь, чтобы они учились на помойке? Нет? Вот и молчи. В конце концов, я отдаю свои деньги».

«А на репетиторов?»

«А чьи дети?»

«Твои».

«Наши. Ты тут тоже вроде бы как причем, так что изволь платить».

Он и платил, но для него они оставались чужими.

3

Пред Зоей снова мелькнул знакомый образ: старый двор полуразвалившейся метеостанции — последний приют ее отца, ощипанная коза, подаренная ему разведчиками и контрабандой перевезённая с Земли вместе с годовым запасом сена. «Потом съедите, — сказали они. — А пока поите ее молоком. Глядишь, выходите». Это они говорили о младшей сестре Зойки. Верные отцу, их бывшему командиру, они спасли жизнь его дочери, хотя сильно рисковали.

«Зойка, Зоенька, зайченок, — звала ее во сне мать. — Иди погуляй, скоро ужин». Зоя недовольно перевернулась на бок, с силой потянув одеяло на себя. Муж любил спать, широко раскинувшись, собрав вокруг всю постель. Она открыла глаза, пытаясь избавиться от наваждения. Противное чувство совершенной подлости никак не покидало ее.

Во сне все было ложью. Во-первых, мать никогда не звала ее зайченком, а во-вторых — козу для них добыла бабушка со стороны отца. Таинственная женщина, бороздившая космос и рано отошедшая от дел. Зойка и видела ее только однажды на похоронах, в гробу, бабку и ее собаку Шарика, цепного пса, никому не дававшегося в руки, жутко лаявшего и волчком крутившегося у гроба.

Она привстала, поправила упавшее на пол одеяло, сонно подумала: «Нет, все-таки надо что-то делать со старшим. Учиться не хочет, работать еще рано, и в кого такой?».

У нее было трое сыновей и дочь: старший, Олег, от первого мужа, Игорек, Димка и Любовь. Имя каждый раз она выбирала сама, стараясь не попасть на какого-нибудь умершего родственника. «Пусть у детей будет своя судьба», — соглашаясь, говорил её благоверный, а сам… Что сам? Палец о палец не ударил при воспитании сыновей. Бывало, только и скажет, если она прикрикнет: «Слушайтесь мать», ее значит. А она молодая женщина, и на работе ее ценили.