Из серии «Зеркала». Книга 3. И посадил он дерево, или Век Астреи

— Смертью нельзя искупить жизнь, ее нельзя даже поправить, только завершить.

— И сколько их у тебя было? — Баб что ли? — Мыслей, мыслей умных?

1

Их игра слишком затянулась: любовь — дружба, вместе — врозь, тепло — холодно, брак — не брак. Он бесконечно устал от этих напряженных встреч и недомолвок.

В молодости ему нравилась недосказанность, отличавшая Лилу, его первую жену, от других женщин. Она искушала его, бросала вызов мужской гордости, задавала мажорный тон незамысловатым любовным отношениям. Мужчина и женщина наедине вдвоем ночью — что может быть проще и слаще. Особенно когда планы рушатся, оставляя после себя горестную песнь, и ты, уже потеряв всякую надежду, втыкаешь крест в отношения, и вдруг развалины замка оборачиваются победой, приглашением в райский мир.

Он проходил эту дорогу со многими девушками, говорил им «солнышко мое», «люблю», завоевывал сердца, покидал их как победитель, иногда как равнодушный спутник, обнаруживший, что колодец был миражом. «Одинаковый путь с предсказуемым результатом, — смеясь, говорил его друг Сашка. — Ты не можешь пройти его дважды с одной и той же. Для этого они слишком скучны». Но с Ней он летал по этим горкам не единожды, и каждый раз, набирая скорость, не знал, где затормозит поезд и будет ли следующая остановка.

В однотипности житейских ситуаций Лилу никогда не была односложна, даже если повторялась. Общение с ней было похоже на игру на гитаре — всего семь струн и ограниченный набор мелодий, но ты можешь сделать все, что захочешь. Иногда струны лопались, и музыка, резко сменив ход, обрывалась, чтобы наполниться новой жизнью.

Да, все это было с ним в молодости. Именно поэтому он когда-то подарил ей розу. Встал на колени прямо среди зала во время лекций в академии и наблюдал, как все покраснели, а Она позволила себе лишь слегка улыбнуться. Потом, в коридоре и по дороге домой, держа цветок, Лилу рассказывала ему о каких-то собаках и кормах для них, как будто ничего не случилось, но он не чувствовал себя ни простаком, ни собакой. Нет, в своих собственных глазах он был тигром, лисом, упорно выслеживающим добычу, пауком, плетущим хитроумную сеть. Она знала о его планах, он знал, что она догадывалась, и от этого игра становилась еще интересней.

Наступил момент, и он сделал ей предложение. Опять же по законам жанра Она отвергла его, а через год они поженились. «Сумасшедшая, холодная, расчетливая сука», — сказал про нее брат, но что ему было за дело до чужих мнений, когда полгода спустя Лилу, прихватив с собой вещи, ушла к другому.

Конечно, он недолго тосковал, оценив потери как неизбежный опыт. Потом женился во второй раз, на Зое. Она была чудесной женой, подарившей ему двух сыновей и дочь, поэтому, когда она сказала, что возвращается из командировки на день раньше, он напился и лег спать. Последний свободный вечер перед тем, как жена вернется, он решил провести от души, так, чтобы расслабиться и не думать ни о чем. Но он не мог не думать.

Ему нужна была женщина. Нормальная, здоровая, простая женщина без претензий, как та, что он встретил вскоре после рождения Лизы. Это был их третий ребенок, и жена честно кормила дочь грудью до двух лет, а потому издергалась и исхудала. Клава, соседка по подъезду и некоторая время его коллега, приняла его щедро, по-доброму, не простодушно, но и без излишних обязательств. Он был ее удовольствием на работе, а она — его отдушиной в твердой, как жесть, семейной жизни. Их отношения не продолжались долго. Вскоре она вышла замуж, родила и тоже стала, как они все, клуша клушой — нервной, озабоченной всем и вся, мелочной, суетливой мамашей, отвечающей за весь мир. А вот Лилу такой не была никогда.

Как-то Они встретились, когда у него уже был сын, у нее дочь, не от него, он знал точно, она отдала девочку на воспитание бабке — пусть скрасит старость; но в ее устах эти слова не звучали жестоко. Он знал, а Лилу не скрывала, что никогда не мечтала о роли матери. Родила, чтобы отстали окружающие, наверное, поэтому же и вышла когда-то за него замуж. Она не любила пересудов, хоть и была независима.

Они провели вечер и ночь вместе. Кто кого напоил осталось для него загадкой, но его утро было тяжелым и холодным. Лилу ушла раньше, оставив ключи на тумбочке и записку: «Брось в ящик». Она была доверчива или, скорее, безрассудна в своей страсти. «Люди встречаются, чтобы стать воротами друг для друга, я твой проводник, и через меня наружу вырывается твое чудовище, — шептала она ему ночью. — Но твои двери слишком узки для меня. Я не хочу становиться такой скучной». Сумасшедшая. Скучной ей действительно было бы быть не к лицу.