Из серии «Зеркала». Книга 3. И посадил он дерево, или Век Астреи

Потом, ближе к зрелости, у него была еще одна такая любовь, не терпящая обыденности, Сима, еще до второй жены. Они снимали однокомнатную квартиру в старом доме, печь на кухне не работала, бачок тоже, ночью по полу бегали то ли мыши, то ли крысы, и среди этого хаоса они пытались строить семейный очаг. Неплохо строили. Правда, он большей частью работал, и она, не дождавшись его отпуска, сама сменила унитаз, поставила новые смесители. Ему было неловко, но не стыдно, весь заработок он приносил домой, говорил, что сделает все сам, надо только подождать, никогда не пытался ее обманывать. Тогда он не знал, что женщины могут долго терпеть, но никогда — ЖДАТЬ.

Ни одна из женщин, окружавших его, не прощала задержек. В их глазах лучше было быть преступником, пьяницей, упоенным собой лентяем, чем расчетливым скупцом, а он копил на машину, свой дом, хотел сделать серьезный сюрприз к годовщине их встречи. К тому времени он уже выучил, что такие даты нужно ставить в напоминания в календаре.

Сима в конце концов ушла к его другу, женоподобному молодому человеку с длинными волосами и дурной привычкой по делу и без дела говорить о философии. Он испортил ей немало крови. Когда она бросала его, грозился покончить жизнь самоубийством, резал вены. «Не заляпай свой любимый белый ковер, — через несколько лет описывала Сима эту драму, когда они присели на пару минут за стойкой в баре, встретившись на собрании в детском саду. — Он умолял, а мне было противно. Я до сих пор чешусь, когда вспоминаю, как он прикасался ко мне».

«Почему же ты ушла?»

Стопка коньяка на голодный желудок в конце рабочего дня подействовала на него сильнее, чем он ожидал или он выпил уже две?

«Потому что с тобой все было понятно, — ответила Сима. — Дети, квартира, семья, и я одна прибиваю очередную полочку на кухне».

«Я собрал шкаф», — запротестовал он, размахивая руками.

«Когда я представила, что мы проведем вместе всю жизнь, мне стало тоскливо. Ты не интересовал меня ничем, кроме внешности, красивый был. Ты и сейчас такой».

Он самодовольно провел рукой по волосам.

«А теперь что, весело? — само сорвалось с его языка. — Те же дети, муж».

«А теперь весело, — зло ответила она. — Он у меня тоже красивый, и говорить не о чем, и бабник, и эгоист страшный, но, когда приходит и просит прощения, сердце останавливается. Иной раз даже ждешь, когда… Ты понимаешь».

«Ты больная».

«А кто здоров? Ты что ли? Сам говоришь, что почти с год не спал со своей, а мужику каждый день нужно. Ты еще как, можешь вообще?»

Он разозлился на ее снисходительный тон, а потом понял игру. Она пыталась отомстить, поддеть на удочку.

«Да, а помнишь ту мышь, что ты кормил на кухне? — продолжала она. — Ту, что мне пришлось добивать самой, потому что ты боишься вида крови. Твоя Зойка любит мышей или вы завели кошку?».

Женщины ненавидят соперниц, даже если не собираются воспользоваться призом. И подруг, и своих бывших ухажеров, в тот день он понял это отчетливо.

«Это правда».

«Я произнес вслух? — опешил он. — Должно быть с меня хватит»

«Ты здорово набрался. Впрочем, как и я. Вспомним старые времена или поедим на такси?».

Конечно, как благоразумные, взрослые люди они вызвали машину. Он едва залез на пассажирское сиденье и почти сразу уснул, очнулся уже когда подъезжали к его подъезду.

«Привет жене», — на прощание поцеловала его Сима.

От нее исходил сильный запах алкоголя. Он даже удивился, что почувствовал его, ведь он и сам был порядком пьян. А вот Лилу никогда не напивалась, вернее, он не видел ее пьяной, ни разу за всю их совместную жизнь.

«Пару стопочек, не больше, чтобы поддержать игру», — шутливо отнекивалась она от предложений.

«Какую игру?» — не понимая, спрашивал он.

«Нашу жизнь. Слова, слова, слова…».

Она играла фразами и цитатами, как дети буквами, когда только еще учатся читать. Но она-то грамоту знала.

«В этом нет смысла», — вздохнув, сказала она тогда.

«В чем?» — попытался уточнить он.

«В наших отношениях. Почему бы тебе не встретиться с Риткой. Она хорошая девушка и не доставит тебе проблем, тем более что она давно ждет порядочного мужика».

Эту женскую грубость он не принимал никогда.

«Таковы уж мы, бабы, — говорила Рита, его временная знакомая, так сказать, совместный союз из жалости. — Вот моя мать сменила трех мужей, брата, меня, сестру родила, ох и гуляла, от души. Брат потому и ушел из дома, как школу закончил, ни слова не сказал. А она одна не могла. Откроет, бывало, окно ночью, высунется по грудь: «Мне жарко». Душа у нее горела. Я ее не понимала тогда, а теперь понимаю».

Рита любила перебирать его волосы, с удовольствием растирала ему уставшие плечи, делала массаж головы. Золотые пальчики. Он был влюблен в них. А потом она нашла другого, моложе ее года на четыре, они встречались, воспитывали друг друга.

«Дура дурой становлюсь. Я ведь знала, что для него мамка, — жаловалась ему Рита в их редкие теперь совместные вечера. — А не могу бросить. Отец от них рано ушел, мать бизнесом занимается, а парень ласковый, красивый, толковый».

«А я?»