Из страниц чужой реальности

Несмотря на то, что через пару недель Юлия приняла предложение Льва жить как супруги, её не покидала въевшаяся мысль – она не могла стать хорошей женой этому человеку. Сохраняя ему верность физически, она была полностью во власти другого духовно, что её сильно корёжило. Не видя иного варианта разрешения внутреннего конфликта, Юлия высказывала всё мужу, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания и душу, не заботясь о его чувствах. Девушка искренне считала Льва виноватым во всей сложившейся ситуации.

Так как самого мужчину уже не беспокоил факт родства с Юлией, это «недоразумение» отошло на второй план. Главной проблемой являлись постоянные унижения со стороны жены – каждый раз хотелось удавиться, чтобы она больше не мучилась и не мучила его. Поэтому, понимая и терпя юную супругу, у которой ещё не прошёл подростковый максимализм и первая любовь, Лев уходил к Фросе. После задушевного разговора через сутки после свадьбы Лев начал испытывать родственную симпатию к служанке. Не зная материнской любви, он сильно привязался к Ефросинье, поддерживающей его в трудные минуты. Даже после очередной ссоры с Юлией – вернее, после очередного её упрёка о том, что она не вышла за Николая – крестьянка находила нужные слова.

– Фрося, Вы можете идти, – взяв себя в руки, Лев впервые приказал своей крепостной, но исключительно для её блага. Женщина гордо выпрямилась и, машинально покачивая бёдрами, отправилась проверять работу остальных крестьян.

– Дяденька? – округлив от удивления глаза, девушка обратилась к хищно глядящему на Ефросинью толстяку. – Как Вы долго не заезжали! – и Юлия отнюдь не была счастлива его возвращению.

– Да, это правда. Месяца три назад мы с Володей повздорили из-за одной мелочи, – он ехидно улыбнулся во все жёлтые тридцать два нахмурившемуся брату. – Но я незлопамятен.

– Здорово!.. – Юля выдавила из себя нечто похожее на радость. – А где же тётушка Софья с Алексеем Матвеевичем?

– Милая, понимаешь… – Марина слегка замялась, – Они уехали из страны… по важному делу, – женщина аккуратно положила руку на плечо дочери.

– Ха-ха, – язвительный смех Михаила смутил всех присутствующих, даже Владимира.

– Юлия, это взрослые дела, – Владимир уверенно выпрямил спину и приподнял подбородок, но его руки глубоко вдавливали трость в землю. Строгое воспитание не позволяло Юлии влезать в вопросы старших, поэтому она сразу замолчала. Ей не забылся тот день, когда она заступилась за крепостного Егорку – она надолго уяснила главный урок.

– Пойдёмте в сад, – Лев прервал напрягающее молчание – чем дольше оно длилось, тем более неуютно он себя чувствовал.

***

– Да уж, до моего англичанина вашему садовнику далеко, – спрятав руки за спину, Михаил, лукаво хихикая, рассматривал неоформленные кусты. – А, впрочем, это ничего, – сначала он внимательно кого-то выглядывал, а потом, мерзко улыбнувшись, уставился в одну точку. – Я отойду ненадолго. Идите дальше, господа, – мужчина лукаво приподнял бровь и удалился.

– Не нравится мне это, – Владимир бросил взволнованно-холодный взгляд на уходящего брата.

«Мне он сам по себе не нравится. Особенно после того, как пытался заигрывать с Фросей» – Лев неприязненно скривил губы.

– А теперь… – дыхание Юлии участилось, по спине пробежал озноб: «от ветра», как подумал её муж, ещё раз отметив необычайно низкую температуру для шестнадцатого августа. – Я должна кое-что сказать… Я два месяца сомневалась… – она впервые на людях дотронулась до руки Льва, чем вызвала у него искреннее удивление: зрачки расширились до небывалых размеров, едва не скрыв под собой серо-зелёную радужку. Лев и родители Юлии напряглись – Владимир опёрся на трость, а Марина слегка задрожала. – Я… мы… – девушка крепко сжала палец мужа, чтобы не представилось возможности заламывать свои, и зажмурилась. – У нас будет малыш, – Юлия резко выдохнула и открыла глаза. Она неловко отпустила супруга, пытаясь незаметно протереть свою руку, и опасливо посмотрела на замерших в ступоре присутствующих.

– Как?! – Лев испуганно повернул голову к супруге.

– Девочка моя, – черты лица Владимира смягчились, а глаза его приобрели поразительный блеск. Он крепко обнял дочь и исцеловал всё её бледное лицо, затем уступил место заплаканной жене и подошёл к зятю. Лев стыдливо отводил взгляд, но Владимир Владимирович крепко сжал его руку и так затряс, что казалось, будто он пытается её оторвать.