Из страниц чужой реальности

– Зачем? Разве Юленьке не должно знать, что Алексей Матвеевич с Софьей Александровной уехали за кордон на похороны нелюбимого племянника? Ах, юнцы совершенно не жалеют себя, вызывая на дуэль более опытных, – Михаил издевательски-самодовольно окинул взглядом гневающегося брата и пискляво загоготал, – Ты бы знала, что Николашка собирается отстаивать честь оскорблённой сестры (самой младшенькой, Аннушки), если бы твой папенька не сжёг предсмертное письмо юноши, переданное для тебя через Павла Матвеевича.

«Мерзавец!» – Лев почувствовал окончательный конец спокойствия супруги, презрительно-недоумённо уставившейся на яростного отца.

– Пошёл отсюда! – Владимир вытолкнул Михаила из амбара и погнал его к карете.

– Юленька, – Марина нервно поцеловала в макушку застывшую дочь.

Юлия, не обращая внимания на до сих пор задыхающегося мужа и обеспокоенную мать, бросилась прочь из амбара, спотыкаясь о мелкие камешки.

«Прекрасно» – Лев обессилено закинул голову назад. Он, ушибившись о деревянную стену, непроизвольно скривил лицо и приложил руку к повреждённому затылку. Марина также изнурённо облокотилась о стену.

II

– Юленька! Ангел… – Марина осеклась. – Милая, можно войти? – женщина тревожно стучала в дубовую дверь.

– Марина Александровна, может, я справлюсь? – застенчиво задал вопрос Лев, на шее которого красовались синяки от удушения.

– Если у меня, матери, ничего не выходит, то что сделаешь ты? – она высокомерно оглядела зятя с головы до ног.

«Как же надоело. Я больше не могу терпеть. Ещё один такой взгляд и я не выдержу» Всё будет в порядке, – мужчина добродушно улыбнулся.

– Хорошо, я буду внизу. Не получится – сразу зови меня, – женщина, придерживая светло-зелёное платье, удалилась в столовую.

– Соберись! – Лев стоял перед входом в комнату, крепко сжав кулаки. – Нужно попробовать её успокоить, – он сделал глубокий вдох и робко ткнул дверь.

На опрятно заправленной постели Лев увидел лежащую и прижимающую к груди стопку бумаг, абсолютно обездвиженную супругу, лишь изредка моргающую. Её опухшие и покрасневшие глаза устремили свой взор в потолок. Мужчина присел на край кровати – реакции не последовало. Впервые он видел её такой равнодушной и безразличной в его присутствии – он помнил её реакцию на любое волнующее событие: Юлия сразу зажигалась, как спичка, бросая обидные фразы. В тяжёлые минуты она не выносила находиться на коротком расстоянии от мужа, но сейчас она не сделала ни единого замечания – лишь потупила взор ввысь.

«Какой беззащитной она выглядит – такая маленькая, худенькая… а ещё немного на Инну похожа, – Лев заботливо положил широкую ладонь на растрёпанные чёрные волосы. – Как же мне тяжело, Боже! Как же мне её жаль! Сколько горя я ей доставил. А она мне. И ведь ей нельзя переживать – её ребёнок хоть и маленькая, но гарантия, что моя дорогая Инна будет жить. И на что я надеюсь? Как бы я желал освободиться от этих мучений! Как бы я хотел попасть туда, где мне самое место!».

– Если бы я тогда согласилась бежать с ним, если бы не вышла за тебя, то он был бы жив, – она говорила размеренно, тихо.

«Господи, я больше не могу. Ни одного дня за три месяца в этом доме не было покоя. Она рвёт душу и себе и мне, – с замиранием сердца Лев ждал её следующих слов. Сейчас он был готов на всё, лишь бы не видеть супругу в столь подавленном состоянии. – Она была более агрессивна всё это время. Почему-то крики воспринимались легче, чем тихое страдание».

– Эти месяцы я жила только мыслями о нём и родителях. Я была уверена, что поступила правильно, отказавшись от личного счастья в пользу семьи. Я терпела близость с тобой, а потом сгорала от стыда. Я предала его, себя, наши чувства, – Юлия говорила задыхаясь. Останавливалась, хватая воздух. – Лучше бы умер ты, – она особо выделила последнее слово. Лев растерянно посмотрел на закрывшую голубые глаза супругу.

Головные боли всегда являлись неотъемлемой частью жизни городского учителя. Особенно этот недуг у Льва обострился три месяца назад (то есть, как только он оказался в чужом теле). Сейчас же, в спальне рядом с проклинающей его женой, это проявилось наиболее остро. От резкого удара внутри черепа мужчина вспомнил всё: родительские уроки послушания, сопровождавшиеся бесконечным потоком оскорбительных слов в сторону ребёнка и ударами, и нерадостные беседы с Инной, никогда не оканчивающиеся ничем хорошим из-за приказов сестры «замолчать». Вспомнился Олег Дудкин из одиннадцатого «В», насмехавшийся над неудавшейся причёской учителя при молоденькой учительнице ИЗО, которая только начала присматриваться к новому педагогу. Не забылись колкости Юлии вроде «ты не так умён, как Николай» и «я никогда не перестану ненавидеть тебя». В ушах отразилось эхом незаслуженное «лучше бы умер ты».

– Ты права, – он бросил задумчивый взгляд в окно, не заметив оживления лежащей. Девушка повернула бледное личико на задумавшегося Льва. – Так действительно было бы лучше.