Он сорвал с себя пиджак, жилет и бросился к воде, по которой еще расходились круги. Прыгнул. Грудь словно сдавил ледяной обруч. Однако глубоко внутри у него продолжал биться горячечный крик: «Мадлен!.. Мадлен!..» Инстинктивно вытянутые вперед руки нащупали вязкий ил. Судорожным толчком ног он устремился вверх, с шумом вынырнул, выскочив из воды по пояс. Мадлен обнаружилась в нескольких метрах от него: увлекаемая безразличным течением, она покачивалась на волнах лицом вверх, вялая и отяжелевшая, как утопленница. Он поднырнул под нее, пытаясь схватить за талию, встретил руками лишь тонкие струйки воды, скользившие между пальцами подобно травинкам, и принялся лихорадочно шарить вокруг, отчаянными движениями ног борясь с уносившим его течением. С шумом выпустив воздух из готовых разорваться легких, он перевернулся: сквозь пелену слез и воды глаза его угадали медленно погружавшуюся темную массу. Подобно выпущенной торпеде он вновь метнулся вниз, уцепился за материю, с бешеной скоростью пробежался пальцами наугад — скорее… шея… где же шея… Он пристроил ее голову на сгибе локтя, выбросил другую руку к поверхности в подсознательном стремлении ухватиться за что-нибудь, чтобы подтянуться наверх. Тело весило неимоверно много, его приходилось выдирать из воды, как из извилистой норы, буквально выкорчевывать. Флавьер увидел быстро проплывавший мимо берег: не очень далеко, но силы его уже на исходе, он тяжело дышит — не хватает тренировки. Он набрал в легкие как можно больше воздуха и, взяв поправку на течение, устремился к спускающейся в воду лестнице, где была пришвартована лодка. Плечом наткнулся на цепь, ухватился за нее, дал течению прибить себя к берегу. Ногами ощутил затопленные ступеньки. Отпустил цепь, уцепился за шершавый камень, преодолел ступеньку, потом еще одну, крепко прижимая Мадлен к себе. Благодаря стекавшим с них обоих потокам воды тяжесть понемногу уменьшалась. Он положил Мадлен на ступеньку, перехватил ее поудобнее и, выпрямившись в последнем отчаянном усилии, поднял и вытащил на берег. Там он упал на колени и вконец обессилевший вытянулся рядом. Ветер студил лицо. Первой пошевелилась Мадлен. Только тогда он нашел в себе силы сесть и посмотреть на нее. Вид жалкий: прилипшие к щекам пряди, обескровленное лицо. Глаза открыты и отрешенно смотрят в небо, будто силятся разобраться в происходящем.
— Вы живы, — сказал Флавьер.
Взгляд, идущий из непостижимой дали, обратился на него.
— Не знаю, — с трудом выговорила она. — Умирать не больно.
— Идиотка! — вскричал Флавьер. — А ну встряхнитесь! Он ухватил ее под мышки, приподнял, потом безжизненно привалившуюся к нему взгромоздил на плечо. Весила она немного, а до закусочной было рукой подать, однако ноги его подкашивались от усталости, когда он добрался до двери.
— Эй!.. Кто-нибудь!
Он поставил Мадлен на ноги у стойки. Та пошатывалась и выбивала зубами частую дробь.
— Эй!
— Иду-иду! — отозвался голос.
Откуда-то из глубины дома появилась женщина с ребенком на руках.
— Несчастный случай, — объяснил Флавьер. — У вас не найдется на время какой-нибудь старой одежонки? Мы насквозь промокли.
Он засмеялся, чтобы успокоить женщину, но смех получился нервным. Малыш расхныкался, и мать принялась его укачивать.
— У него режутся зубки, — объяснила она.
— Нам бы во что-нибудь переодеться, — гнул свое Флавьер. — Потом я вызову такси… Пойду поищу пиджак — у меня там остался бумажник. Налейте мадам коньяку… чего-нибудь крепкого!
Он старался создать атмосферу теплоты, сердечности, чтобы подбодрить Мадлен и пробудить у хозяйки интерес к их приключению. Сам он чувствовал себя собранным, полным радости и энергии.
— Сядьте! — крикнул он Мадлен.
Он пересек пустынную набережную, добежал до бочек, поднял
— Где она?
— Тут, рядом… переодевается.
— Где телефон? Я вызову такси.
— Там, — она кивнула на аппарат в углу бара. — Я нашла только старый комбинезон, вам подойдет?
Она повторила вопрос, когда Флавьер повесил трубку.
— Очень хорошо, — ответил он.
В эту минуту из кухни вышла Мадлен, и он испытал очередное потрясение. В убогом платье из набивной ткани, без чулок, в холщовых туфлях это была другая Мадлен, отнюдь не внушающая робости.
— Быстренько идите сушиться… — сказала она. — Право, я огорчена… В другой раз постараюсь быть поосторожней…
— Очень надеюсь, что другого раза не будет, — проворчал Флавьер.