Из сумрака веков

Варгр прикрыл глаза. Ни разу не навещал Лилит, поэтому придется помучиться. Ее привычки? Сложно сказать, ведь толком не жил ее жизнью и проблемами. Точно одно — любила рисовать. Искусство ее привлекало с детства, но смешно предположить, что она сейчас бродила по музеям — уже все пройдено за пять лет. К тому же она в гневе — дома вряд ли не застать. Альва не из тех, кто рыдал в подушку. Она выйдет на охоту! Ее сила в обольщении… Бедный Дориан. Варгр сжал кулаки. Не думал, что настанет момент, когда пожалеет кровососа, но он настал!

Лилит выплеснет боль и злость. Это будет живопись. Холст перенесет все! Вот только где снимет студию? Дома обычно не рисовала, предпочитала отстраненность и пространство. Сто процентов — высоко, ярко и опасно. На грани ужаса и восторга! Из крайности в крайность, такое с ней часто случалось. Ли с легкими замашками к садо-мазо. Замечал за ней. Если ей плохо, все вокруг должны страдать! И она точно знала, кому и как сделать больнее.

Варгр покосился на Катю, она мило улыбнулась. Не только Ли, видимо, это у каждой женщины в крови. Давалось с рождения. Вот только одних готовы прощать и терпеть, а других нет. Так и с Катей. Она тоже с «завихрениями», но ее привычки-проделки хоть и раздражали, но, однозначно, не могли привести к разрыву. Убить ведьму — да! Бросить — нет! Точно! Пара живет вместе пока каждая половина спокойно мириться с недостатками другой, но как только мелочи раздражали — скандалы, ссоры и как итог — расставание!

Правда, бывали куда более веские поводы…

Впереди замелькали верхушки зданий и приближающиеся огни Лондона.

Глава 22. Я же сказал: «Убью!»

Широкие размашистые мазки ложились яркими цветами на огромный холст. Немного сливового, размытого всполохами грязно-коричневого. Вкрапления пурпурного с тенями алого. Золото, омытое бронзой. Ветвистые стволы деревьев перекошены, словно в зазеркалье. Восход, охватывающий горизонт, под стать кровоточащему сердцу. Все чаще перед глазами прыгали картинки невиданных абстракций. Лилит словно в трансе всматривалась и самозабвенно водила кистью по полотну. Раньше склонялась к портретам, а теперь будто снизошло озарение. Казалось, руки сами двигались. Только потом приходило осознание цветового решения и образность рисуемого.

— Ли, — тихий голос Дориана вырвал из раздумий. Она с деланным безразличием разбавила краски, поменяла кисть. Новые штрихи усиливали контрастность стихии неба и земли. Искаженная реальность разных миров — до и после. Если раньше жизнь текла как само собой разумеющееся, по принципу: «Все к ногам Лилит», то теперь под ними не ощущалось почвы: «Мечты вдребезги — из сердца вон!» Но точнее: «Неверное движение и рухнешь в небытие!»

— Ты можешь меня не прощать, — лились монотонно слова ламии. Они проникали в мозг и вгрызались как червь в яблоко.

Лилит тряхнула головой: кровосос влезал с разговором уже который день — внушал сожаление о содеянном, старательно навязывал мысль о прощении. Сколько пройдет времени, прежде чем он отстанет? И отстанет ли вообще? Первое ужасало неприемлемостью, второе не шло ни в какие ворота. Обида до сих пор сильна, а желание поквитаться еще сильнее. Одно дело не подпускать к себе, а другое знать, что ему хорошо. Ну, уж нет, пусть мучается! Рядом… Нужно сделать все возможное, чтобы его существование, причем весьма долгое, преобразилось в муки вечные. Кровосос добился того, чего не смог Варгр за двадцать лет знакомства — влюбил в себя. Если оборотень от природы юбкоплет, то ламия клялся в чувствах. Он постоянно пробивал барьеры сознания и жил там: дал ощутить себя единственной и желанной. А что омерзительнее, после его измены чувства к нему не охладели, даже больше — он нужен, как никогда. Так что его предательство больнее и непростительней!

— Я убью любого, кто посмеет прикоснуться к тебе!

Пошел вон, Мареш!

Лилит оглянулась. Темнота окутывала крохотную комнату, и только лампа, направленная на холст, горела, не позволяя сумраку поглотить ее целиком. Посрели студии притаилась одинокая кованая постель в готическом стиле с прозрачным балдахином, не скрывающим внутреннего убранства — покрывала, усеянного подушками. Голые стены, разрисованные неоновыми звездами, как небо ясной ночью, сверкали, маня в неизвестность вселенной.

Дориана не видно, но летучий гад рядом. Легкий тюль на окне под напором порывов воздуха колыхался, приоткрывая вид на Лондон. Лилит прошла на балкон. Свежий ветер приводил рассудок к миру с душой. Уперлась руками в перила, всматриваясь в ночной город. Яркие вывески магазинов, баров, кафе лучше фонарей освещали улицы и дома. Совмещение эпох в архитектуре вдохновляло, а студия на шестьдесят пятом этаже Шард Лондон Бридж[11]— лучшее решение за три бесконечных бессонных дня.

Лондон, рисование… Лекарство от всех бед и невзгод!