Из тьмы

“Действительно”, - согласился Лурканио. “Только Краста и я можем знать правду. Но Вальну узнает, что сказала ему Краста о том, что мы сделали, и я не сомневаюсь, что она сказала многое: заставить ее замолчать всегда было намного сложнее, чем заставить ее начать.”

“Когда вы откажетесь от своей клеветы на порядочных граждан Валмиеры?” - возмущенно потребовал офицер.

“Во-первых, правда - это всегда защита от обвинения в клевете”, - ответил Лурканио, который опасался, что его ждут другие обвинения, против которых у него не было защиты. Но он намеревался заставить своих похитителей извиваться так долго, как только сможет, и поэтому продолжил: “Что касается дорогой Красты, учитывая некоторые вещи, которые мы совершили, я не совсем уверен, что она одна из ваших драгоценных ‘достойных граждан Валмиеры’. Тем не менее, я скажу вам, что она наслаждалась ими всеми, приличными или нет ”.

“Как ты смеешь говорить такие вещи?” пролепетал валмиерский офицер.

Лурканио спрятал улыбку. Он не играл по правилам, которые, как думали победители, они установили. Он не изображал страха и не извинялся. Это смутило блондинов. Пока они были в замешательстве, пока им было трудно решить, что делать с ним - и по отношению к нему, ему было не так уж плохо. Если бы они действительно решили... “Как она смеет говорить такие вещи обо мне?” он ответил, звуча так возмущенно, как только мог. “Я, по крайней мере, говорю правду, которой она, безусловно, не является”.

“Вы были ее любовником в то же время, когда пытались выследить и убить ее брата, прославленного маркиза Скарну”, - сказал офицер, как будто он набрал очко.

“Ну, а что, если бы я был таким?” Ответил Лурканио. “Возможно, это было безвкусицей, но у вас в королевстве останется очень мало людей, если вы начнете убивать всех, кто виновен в безвкусице. И Скарну был с оружием в руках против моего королевства, о чем он сам был бы первым, кто сказал бы вам. На самом деле, он был с оружием в руках против моего королевства после того, как король Гайнибу сдался. Что вы, люди, делаете с альгарвейцами, захваченными в плен с оружием в руках против ваших оккупационных армий? Ничего приятного, и вы знаете это так же хорошо, как и я ”.

“Это не имеет ничего общего с тем, что ты пытался сделать со Скарну”, - сказал валмирец.

“Конечно, это так, глупый маленький человечек”, - сказал Лурканио. “Если вы слишком тупы, чтобы увидеть это, я надеюсь, что они заберут вас и дадут мне следователя, у которого хватит ума понимать простую речь на его родном языке”. Это было последнее, чего он хотел, но офицеру не нужно было этого знать.

“Если ты оскорбишь меня здесь, тебе будет только хуже”, - предупредил блондин, покраснев от гнева.

“А. Великолепно!” Лурканио отвесил ему сидячий поклон. “Я благодарю вас за признание того, что то, что я делал и чего не делал во время последней войны, на самом деле не имеет никакого отношения к тому, что произойдет со мной”.

“Я ничего подобного не говорил!” Валмирец покраснел еще сильнее.

“Прошу прощения”. Лурканио еще раз покачал головой. “Мне показалось, что это прозвучало именно так”.

“Стража!” - сказал офицер, и несколько валмиерских солдат сделали шаг вперед с тех мест у стены, где они стояли. Следователь указал на Лурканио. “Обратно в свою камеру с этим. Он еще не готов сказать правду”.

Сержант из Валмиеры ткнул палкой в живот Лурканио. “Шевелись”, - сказал он. Ему Лурканио подчинился без возражений и колебаний. Сбитый с толку или напуганный обычный солдат мог избавиться от своего замешательства и страха с помощью огня. Игры, которые завязывали серьезного и довольно глупого следователя в узлы, были бы бесполезны или хуже того против человека, для которого простая жестокость решала так много проблем.

Мы думали, что простая жестокость может решить проблему подполья, думал Лурканио, маршируя перед охранниками. Были ли мы умнее простого сержанта? Пленники Вальмиера осыпали его проклятиями, когда он проходил мимо их камер. Он прошел мимо, как будто их не существовало. Тогда они швырялись вещами реже. Предполагалось, что им нечего было бросать, но он знал, что эти правила могут нарушиться, когда власти хотят, чтобы с пленником случилось что-то неприятное, но также неофициальное.

Сегодня он добрался до своей камеры невредимым. Дверь за ним захлопнулась.

Засов за пределами камеры с глухим стуком опустился. Сержант пробормотал заклинание, удерживающее кого бы то ни было от магического вмешательства в засов. Лурканио пожалел, что он не маг. Он пожал плечами. Если бы это было так, он отправился бы в более колдовски безопасную тюрьму, чем эта.